Талисман Авиценны | страница 24
Стоит Джузджани, пораженный
великим свершеньем земным —
Совсем молодой и прекрасный
учитель лежит перед ним.
Текут благодарные слезы,
а руки лекарство несут.
И вот остается последний,
вдыхающий душу сосуд.
Схватил Джузджани его в руки,
не веря и веря тому,
что скоро из дальней дороги
учитель вернется к нему.
Пошел, заспешил, поскользнулся,
усталые ноги заплел.
И выронил дивную ношу
на кряжистый глиняный пол.
Глядит он на мокрую глину,
беспомощный крик затая,—
Стекают последние капли
несбывшегося бытия.
— Учитель!.. — А хмурое время
уже заспешило назад —
И лоб ему режут морщины,
и щеки опять бороздят.
С тех пор Джузджани безутешный,
все соки земли перебрав,
до смерти искал сочетанье
последних невыпитых трав.
…Я верю, что есть оно в мире —
в нем жизни людской торжество.
И может быть, новый Великий
однажды отыщет его.
МОНОЛОГ ИБН СИНЫ
От глубин преисподней до дальних планетМирозданья загадкам нашел я ответ,Все узлы развязал, все оковы разрушил,Узел смерти один не распутал я — нет.Ибн Сина
Я — Ибн Сина, и я же — Авиценна.
Распался прах, но суть моя жива.
Уже тысячелетье во вселенной
Не забываются мои слова.
Я жил в тот век, когда сажали на кол.
Жгли на костре. Был слышен хруст костей.
Жизнь ничего не стоила. Однако
Жил человек, и я лечил людей.
Я жил в тот век, который мне достался,
На клочья был располосован мир.
Везде свой шах, султан или эмир,
И что ни шаг — другое государство.
При жизни я сумел им не поддаться,
Шел по земле, сквозь рубежи земли.
А месть пришла потом — калиф багдадский
Через столетье книги жег мои.
И если б только я в свой срок не умер,
Калифы, шахи или короли
Без разбирательства и без раздумий
Меня бы вместе с книгами сожгли.
Но счастлив я неугасимым светом
Угаданных душой моей времен,
Когда в десятках университетов
Не умолкал Врачебный мой канон.
И как мне были дороги мгновенья,
Когда — мудрец и вещий старец сам —
Склонял лицо над «Книгой исцеленья»
Мой незнакомый брат Омар Хайям.
Мой талисман — трава моя живая
И сердце, что, смиряя бег страстей,
Не остывая и не уставая,
Стучит бессонно для других людей.
Мне просто не хватило полувека,
А может, только часа одного,
А то бы я заставил человека
Забыть про слово страшное «мертво».
Все каждый день меняется на свете,
Бурьяном тропы славы заросли.
Но все равно — повязаны столетья
Одним железным обручем земли.
Забудьте все, чем я страдал, забудьте
Удары вражьи все до одного,
Забудьте все, что я писал, забудьте
Песок и пепел века моего!
Но в новый век, спеша в иные дали,
Одно оставьте в памяти своей: