Я остановился, не выключая двигателя, постепенно сбрасывая газ, создавая иллюзию удалявшегося мотоцикла.
Крови из меня вытекло уже достаточно для того, чтобы почувствовать слабость, головокружение и необычайную легкость во всем теле. Поставив Матильду на подножку, я обернулся к посеревшему от ужаса Юрке, судорожно снимавшему с себя рюкзак:
— Я ранен, Мак, попробуй как-нибудь перевязать меня.
Наверное, я и сам выглядел далеко не лучшим образом, у Юрки еще сильнее затряслись руки, он засуетился, не зная, с чего начать.
— Помоги мне сначала снять куртку, рукав отрезать нельзя, без него на людях не покажешься, — предложил я.
С большим трудом мы сняли куртку, от боли и слабости я чуть было не потерял сознание.
Я был ранен в руку чуть ниже плеча, почти вся правая сторона была залита кровью. Юрка снял свою рубашку, разорвал ее на полосы, с моей помощью туго перевязал мне руку, мы, как могли, удалили следы крови на куртке и на Матильде, постоянно прислушиваясь, я вновь с огромным трудом одел куртку.
Со стороны воинской части послышался шум автомобиля, он ехал медленно, не останавливаясь, миновал поворот и проследовал дальше.
Значит, этих уже не было, а их машина стояла далеко от места засады, не исключено также, что они уже на пути к нам.
С Юркой советоваться было бесполезно — это не его сфера деятельности, он еще находился в шоке и явно чувствовал себя виновным за едкую шутку на нашей остановке.
Трогаться с места пока не было смысла, воинская машина еще не возвратилась, а от того, как быстро она вернется, зависело, нашли они кого-нибудь или нет.
— Подождем немного, сейчас нельзя торопиться, воинская машина не менее опасна, чем душман за кустом, — не удержался я от сарказма.
— Бога ради, прости, Вадим, мне казалось, что уже все позади, да кто бы мог подумать… — Юрка сильно напоминал маленького щенка, валявшегося животиком кверху и пускающего струйку перед огромным разъяренным псом.
Другой бы на моем месте, конечно, пустился бы в длинные менторские нравоучения о вреде недооценки противника, но мне, во-первых, было не до этого из-за боли, слабости и головокружения, а во-вторых, вся вина на сто процентов была моей: не надо было поддаваться дешевым эмоциям на сомнительные шутки, а делать свое дело — поставить Матильду в кусты и понаблюдать за дорогой, если уж возникло чувство опасности. В Афгане такие амбиции стоили бы жизни.
Послышался звук возвращающегося воинского автомобиля. То, что это был он, у меня не было никаких сомнений. Похоже, что они никого не встретили.
