Поле кончилось, уступив место лесу, мы выехали на просеку, тянувшуюся километра четыре. Ехать стало значительно труднее. Наконец просека уперлась в бетонную дорогу, которая была проложена от войсковой части до крупной железнодорожной станции. На огромном щите красовалась надпись: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ПРОЕЗД И ПРОХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН». Юрка сзади нервно заерзал, но ничего не сказал: каждый из нас знал свое дело. Оставив за собой небольшое облачко поднятой Матильдой пыли, мы устремились по прямой как линейка бетонке. Километра через два — поворот налево. Примерно на половине этого расстояния, справа, раскинулось еще не видимое нам поле. «Поворот — идеальное место для засады», — вдруг подумал я, сбросил газ и остановил Матильду.
— Мак, — обернулся я к Юрке (Мак — детдомовская Юркина кличка, его фамилия была Мокров, сокращенно — Мак). — Мак, ты не думаешь, что вон на том повороте нас могут поджидать?
— До чего же Афган может хорошего человека довести — за каждым кустом душман мерещится. — Юрка слез с Матильды и разминал затекшие ноги.
Я заменил номерной знак, пластинкой старого знака выкопал небольшое углубление, положил в него номерной знак и как мог замаскировал, все время бросая взгляд на место поворота бетонки.
Он был уверен в себе и чувствовал себя в полной безопасности. Я снова устроился в седле Матильды, обернувшись, подождал, пока он усядется позади меня, и сказал ему, чтобы он вновь пристегнул карабины к поясам. Он это проделал с явной неохотой, и хотя я не видел его лица, почувствовал его снисходительную усмешку.
Тем не менее я решил, не доезжая поворота, свернуть налево в лес, чтобы срезать опасный угол.
Приближался поворот. Справа открылось широкое поле, я прижался как можно ближе к левой стороне бетонки и сбросил газ.
Когда на середине дороги появилась фигура в темном плаще, я уже сворачивал в лес. Боковым зрением я видел, что тот правой рукой выхватывает из-за пазухи автомат, и вкрадчивое урчание Матильды утонуло в оглушительной очереди автомата Калашникова. Я почувствовал удар в правое плечо и сначала подумал, что задел плечом дерево, но уже секунду спустя понял, что ранен. Теплые струйки крови текли по руке и по правому боку, но останавливаться еще было нельзя: неизвестно, сколько их там было, вдруг им придет в голову прочесать лес, хотя времени у них на это не было — в воинской части наверняка услышали выстрелы, а отличить охотничье ружье от автомата не сможет наверное только глухонемой.
