Пражский проспект — это единственная улица в Ленинграде, кроме Невского, которую я знал. Там жил майор Ситников, проходивший службу в одно время со мной в Афганистане. Он не был боевым командиром и не руководил операциями, он был ответственным за что-то и сидел за письменным столом в штабе, не пропуская ни одной из молоденьких дурочек, этих ура-патриоток, стремившихся в Афган, как мухи на мед, которые все без исключения попадали в сомнительной чистоты постели штабных офицеров. Пусть мои преследователи потрясут эту жирную крысу, потрясут основательно, я нарочно сказал шефу, чтобы тот остановил машину напротив дома, в котором жил майор Ситников, и накинул сверх оговоренной суммы двадцать пять рублей, чтобы он как можно лучше запомнил меня.
Было около восьми часов вечера, когда я оказался на Пражском проспекте с домами-коробками, далеко отстоявшими друг от друга.
В мои намерения не входило задерживаться надолго в Ленинграде, я собирался завтра же выехать в Москву и поэтому уже через двадцать минут я был на Московском вокзале, где не преминул убедиться в том, что билетов на Москву на ближайшие десять дней не предвидится. Июнь.
Я поставил сумку рядом с лавкой, на которой мама лет двадцати пяти безуспешно пыталась уговорить трехлетнего мужчину посидеть хотя бы пять минут спокойно.
Попросив маму присмотреть за моей сумкой, я отошел, внимательно оглядывая зал. В одном месте возле двери стоял мужик с дымящейся сигаретой во рту, облаченный в черный застиранный или вообще никогда не стиранный халат и сандалии на босу ногу. Ему можно было дать и сорок, и семьдесят лет. На голове красовалась фетровая шляпа с обрезанными полями, лишь напротив рыхлого сомнительного цвета носа на шляпе от полей был оставлен небольшой прямоугольный полуостров, исполняющий обязанности козырька.
Я уверенно направился к нему и, вежливо поздоровавшись, протянул ему двадцать пять рублей:
— Слушай, отец, возьми один билет на Москву, на завтрашнее утро, без сдачи.
Деньги исчезли в его пятерне с огромными, густо поросшими рыжей порослью пальцами, он отделился от стены и молча скрылся за дверью. Я уж грешным делом подумал: «Плакали мои денежки», но не прошло и пяти минут, как он появился передо мной, словно джинн из бутылки, и протянул билет. Я был очарован этим волшебством, горячо поблагодарил его и неожиданно для себя спросил:
— Может, бутылочку сухенького найдешь?
— Нет проблем, давай пятерку, — сказал он и, получив деньги, вновь дематериализовался, чтобы появиться через десять минут с бутылкой «Эрети», завернутой в «Ленинградскую правду».
