Аракуш | страница 10



— И видать, что не знаешь!.. Думаешь, простой волчок?.. Не простой, а тебе говорят — пёстрый волчок.

— Как так волчок?.. Лента синяя, лента крас смотри! — кричал я, чуть не плача. — Ведь ты же сам говорил!

— Разве они у него так? У него, аракуша, они и вовсе не туда смотрят… Даётся он тебе, аракуш. А это — волчок пёстрый… Птица зрящая… Ни петь не будет, ни жить не будет… Пропадёт… Хочешь, оставь здесь, чтоб домой не таскать, я выпущу…

Каким это показалось мне тогда горем… Не аракуш, совсем не аракуш, король певунов, а всего только волчок пёстрый какой-то…

Я даже не оставался после этого долго у Авдеича, только рассказал ему, где именно поймал, в каком бурьяне, завернул западок опять как следует рубашкой и понёс домой.

Обедать мне не хотелось. Я упорно сидел и слушал, как бьётся моя птичка: может быть, слабее?

У меня всё-таки была маленькая надежда, что она привыкнет.

Но в этом Авдеич оказался прав: на другое утро аракуш мой лежал в уголку мёртвый.

Я вынул его тихо, полюбовался ещё раз его генеральской грудкой, поерошил осторожно на ней тонкие, как пух цветка мимозы, пёрышки и закопал под липой в саду.

Два дня потом я не ходил к Авдеичу и вообще никуда из дому. Но захотелось всё-таки на третий день опять проведать таинственный лес татарников: может быть, хоть услышу издали, как поёт, может быть, хоть увижу другого, живого и гордого красавца с расписной грудкой…

Я пошёл теперь без лучка, без западка, — и что же?.. На своём току, осторожно к нему пробившись, я увидел знакомый мне лучок Авдеича, а сам он сидел, приникши, в моём шалашике и махал на меня рукою: он ловил пёстрых волчков.



…Нет никаких пёстрых волчков, и нет никаких двадцати четырёх колен у скромной милой птички варакушки.

Но, может быть, и не обманывал меня старый Авдеич?

Множество лет прошло с тех пор, и я думаю теперь, что он искренне в это верил.

Я ушёл тогда, возмущённый моим стариком, я не понял тогда, зачем ему нужно было обманывать меня с тем же спокойствием, с каким говорил он мне до того свою правду.

И только теперь, когда целая вечность прошла, вижу, что он оберегал даже от меня, девятилетнего, свою мечту.

Должна была родиться мечта даже у Авдеича. Невыносимо без мечты… Тускло, тоскливо, очень душно…

Соловей, «словами поющий», двенадцать слов своих выговаривающий чётко и голосисто, в своём каком-то порядке и с огромнейшей к ним любовью, на тысячи лет заворожил человека… Общепризнанный друг влюблённых и поэтов… Кто из поэтов не воспевал соловья? Не было такого поэта…