Как наяву, видит он розовый теплый каравай на столе, ощущает аромат нового хлеба.
— Вот наша золотая жила! — обводил Данила Федотович рукою торфяники. — Отсюда будем черпать полной мерой, наполнять наши закрома!
И он развертывает широкую картину изобилия, которое придет в колхозы с освоением торфяников.
Глазам своим не верили серые журавли, прилетевшие весной из далеких краев к родным гнездовьям. Долго кружили они в небе. И даже старый вожак, седой журавль, не мог ответить, куда девалось болото, не мог понять, кто выкорчевал кусты — журавлиные прибежища, кто уничтожил те гнилые кладки, по которым ходили здешние люди на болотные моховины по клюкву…
Опускаются журавли на молодые весенние зеленя и шагают на своих ходулях в густой березничек, что островком возвышается посреди зеленого поля над светлым полным каналом. Не знают они, что это Данила Райцев специально оставил посреди осушенного болота этот островок, где черная лоза перемежается с белыми березками. Как живого свидетеля, как музейный экспонат оставил этот клочок прошлого… О чем шумят, что говорят кусты лозняка, белые березы? А мне и жалоба слышится в зеленом шорохе, и радость великая: «Зябли, чернели, сохли от голода мы на гиблом болоте, — жалуются березы на прошлое. — В теплом торфянике зимою отогреваем теперь ноги. Солнце и соки доброй земли пьем, растем, наливаемся силой».
А журавли напились из канала и поднялись в весеннее небо. Не все болота украли люди. За Пудоть, за Туровку решили лететь, на Великий Мох… И все же грустно им было покидать старые, обжитые места, где каждая кочка алела по осени клюквой.
Серым облаком плавали в небе журавли, а на земле рокотали тракторы, слышались голоса колхозников. Видели перелетные с высоты светлые канавы-коллекторы, несущие воду в магистральный канал, а тот, широкий, полный до берегов, отдает воду Двине. До самого моря дойдет-добежит на травах, на хвое, на березовых почках настоянная вода. Не она ли принесла ту песню, которая под соснами Рижского взморья вылилась однажды у меня в такие строки о дорогой моему сердцу Витебщине:
Не кляла понапрасну судьбу ты,
Не ломала в отчаянье рук —
Партизанкой была с той минуты,
Как земля занялася вокруг.
Она, мать-партизанка, скликала в леса, в наддвинские пущи, под сень алого советского стяга своих сыновей и дочерей, благословляла на подвиги.
И до самой до вражьей столицы
Помогла им тот стяг донести…
Чтобы новою силой налиться,
Чтобы новой красой расцвести…
