Остальные ксендзы в Тунке (на 19 июня 1872 года их было все еще много – сто тридцать три человека), не имея необходимых средств, ожидали помощи от властей. Для многих священников этот период оказался наиболее тяжелым. Они не рассчитали время, слишком поспешно продали скромное имущество, а затянувшийся период ожидания «билета» съедал остатки средств. Когда, наконец, приходило долгожданное разрешение на отправление из Тунки в Иркутск и дальше, в европейскую часть России, оказывалось, что у них нет средств на то, чтобы двинуться в путь. О подобной ситуации сообщал генерал-губернатору восточной Сибири надзиравший за ксендзами в Тунке капитан Плотников в июне этого года. Он предлагал позволить ксендзам искать себе занятие на территории губернии, а старикам назначить пособие или поместить их в приют. О четырех – Павле Кнапиньском, Юзефе Носальском, Яне Русецком и Войцехе Закшевском – Плотников писал, что их положение бедственное, семидесяти– и девяностолетние старики находятся совершенно без средств, им не на что купить кусок хлеба или хоть немного картошки. Одно только Плотников сильно преувеличивал – возраст этих ксендзов. Согласно нашим данным, Носальскому было шестьдесят четыре года, Кнапиньскому и Закшевскому – пятьдесят с небольшим, а Русецкому – чуть за сорок, он родился в 1832 году. То ли русский капитан руководствовался подлинным состраданием и желанием помочь полякам, то ли сами священники сознательно прибавляли себе лет, чтобы добиться от чиновников выгодных для себя решений. Ксендзы собирались бомбардировать Иркутск петициями и за четыре дня – 5–8 июля 1872 года это сделали четырнадцать тункинских священников (в том числе базилианин Теодозий Дыминьский). Позже начали писать и остальные.
Все сообщали, что на своих родных им рассчитывать нечего, что они продали последние вещи, сейчас находятся «без копейки», не имеют денег на жилье и возможности заработать, голодают. Анджей Бартошевич-младший писал, например, что распродал все и потратил «до последней копейки», Закшевский подчеркивал: «существование мое печально, полагаю, что впереди тяжкие дни или же голодная смерть». Петиции заставили иркутских чиновников принять положительное решение – спустя несколько месяцев нашлись деньги на дорогу для нескольких ксендзов. В июле-августе 1872 года в Тунке оставалось около ста двадцати духовных лиц.
Некоторые, отправляясь в европейскую часть России по этапу, были вынуждены двигаться по определенным трассам и согласно установленному порядку. Порой путь оказывался не менее тяжелым, чем некогда сюда, в Сибирь. Священники снова перемещались под конвоем жандармов, этап за этапом, зачастую находясь во враждебном окружении. Новые правила предписывали отсылать их отдельными группами, но нередко случалось, что ксендзов включали в партии арестантов. Тогда они становились свидетелями – подобно возвращавшемуся ранее на родину Людвику Зелёнке – тюремного быта этапируемых преступников: «Разврат и азартные игры в невиданных масштабах, а бесстыдство неописуемое».
