Согласие Петербурга на освобождение части ксендзов из Тунки в европейскую часть Империи не означало конца их мытарств. Начались новые проблемы и хлопоты, препятствовавшие отъезду. Иркутские власти не только не обеспечивали финансовую сторону вопроса, но, давая право уехать, лишали священников пособия; кроме того, были повышены оплаты на почтовых трактах. А на дорогу требовалась большая сумма; ксендз Матрась писал о нескольких сотнях рублей (другой ссыльный, Людвик Ястшембец Зелёнка, сообщал, что путь из Иркутска в Варшаву обошелся ему в четыреста рублей). До лета 1872 года лишь чуть более десятка ксендзов могли себе позволить уехать за собственный счет; они перемещались свободно и порой вполне благополучно совершали сложное путешествие при помощи конных, в частности, почтовых экипажей, а также водного транспорта, встречая на своем пути доброжелательных и готовых помочь людей – как ссыльных, так и поляков, постоянно проживавших в Империи.
Так, в августе 1872 года отправился в обратный путь восьмидесятилетний ксендз Валентий Навроцкий из Подляшской епархии вместе со своим более молодым товарищем, ксендзом из Куявско-Калишской епархии Владиславом Климкевичем. Первый поселился в Ярославле, второй в Костроме; там они и окончили свои дни. В тот же год за свой счет отправились в европейскую часть России ксендзы Нарциз Вилевский (из Плоцкой епархии) и Ян Наркевич (вместе с Чаевичем). Наркевич преодолел путь благополучно. «В день святых Петра и Павла после полудня мы со всеми удобствами выдвинулись из Иркутска», то есть это случилось 29 июня. В Томске его гостеприимно приняли в плебании, где он познакомился с несколькими ссыльными ксендзами, а также тамошним приходским священником ксендзом Валерианом Громадзким, посетил доктора Флорентина Ожешку, ссыльного из Литовского генерал-губернаторства и его родных, супругов Остроменцких (которые «очень благополучно жили в Томске»): «Когда я вошел в указанный дом, хозяин приветствовал меня с неописуемой сердечностью. Он сразу позвал жену и дочерей, представил мне свою семью и просил, чтобы я их всех благословил, и я растроганно исполнил его просьбу. Они пригласили меня пить чай, и я прекрасно провел время до вечера». Через несколько дней Наркевич уезжал: «В среду утром, как и обещал, появился любезный пан Остроменцкий. Он вез нас через город; когда экипаж остановился у его дома, попрощаться вышла вся семья, с необычайной сердечностью, затем пан Остроменцкий доставил нас на место» – в речной порт.
