Рации шипели; обычно они молчали. Полицейский на крыльце ногой приоткрыл дверь.
— Один в гостиной у камина, — сказал он, — второй на кухне. Похоже, перед смертью сопротивлялся.
Эрин поднялась по скрипучим ступенькам, вошла в зевнувшую дверь, пластмассовый душок, похожий на запах старых подгузников, жаркое цветение воздуха. Я шел следом за ней.
Внутри был закопченный свет, старые половицы в сколах и трещинах, почерневшие потолочные плинтусы и голые лампочки. Возле потрепанного и грязного модульного дивана лежал первый наш пациент, тощий как скелет, изжелта-бледный, над его туловищем склонился полицейский и делал непрямой массаж сердца.
Эрин стремительно опустилась на пол возле полицейского, тот понял и моментально убрал руки, как будто давно мечтал их помыть.
— Где второй? — Эрин начала непрямой массаж сердца, а полицейский кивком указал на кухню.
Я завернул за угол, и меня окутала такая вонь, будто кошка нассала в сгнивший холодильник. Стена над плитой обгорела, словно ее опалило взрывом бомбы, пол походил на топографическую карту, рельеф которой состоял из пришедшей в негодность кухонной утвари, мешков с мусором и разных объедков. Возле ржавого холодильника третий полицейский пытался усадить на табурет тощего седого метамфетаминового наркомана.
Наркоман хватал ртом воздух, точно едва не утонул и только что вынырнул на поверхность, но он хотя бы дышал — сквозь спутанные космы козлиной бороденки. Лицо испещряли кровавые струпья.
— Чё за тусняк, — промямлил он.
Я недоуменно обернулся к полицейскому.
— Похоже, он жив, — сказал я.
— В том-то и проблема, — откликнулся полицейский, нос у него покраснел и распух, словно ему врезали кулаком. Полицейский дернул наркомана за ворот рубашки, чтобы сел прямо.
— А другие проблемы есть?
— Моя ипотека, мои дети, ваши вопросы, — ответил полицейский, которому явно хотелось, чтобы я поскорее убрался. — Лучше займитесь его дружком в гостиной.
Но я и сам уже вышел из кухни, вернулся в гостиную, постоял там, оглядываясь. На полу заметил бейсбольную биту, оплетка на рукоятке почернела от пота, к окровавленной деревяшке прилипли волосы. Повсюду валялись скомканные обертки от гамбургеров, каждая размером с кулак, в дальнем углу к стене привалился, как пьяный, пустой книжный шкаф, Эрин с утюжками[83] в руках хлопотала над избитым. Парень по-прежнему лежал на спине, левая нога неловко вывернута, выгнута вверх и вбок. Глаза закрыты, губы синие.
— Эй, инспектор, не хочешь помочь? — Эрин подняла утюжки, но я уже решил, что делать, упал на колени, пульса не было, ни намека, ни на шее, ни на запястье.
