— Твоя правда, — отвечает мама. — Легче не становится никогда.
— Знаю, — говорю я.
Повисает пауза. Я догадываюсь, что по нашему ритуалу мама сейчас спросила бы о Ноа, как раньше спрашивала каждый раз, но теперь-то спрашивать не о чем. Мы обе знаем о нем все, что только можно знать.
Разговор завершается. Вскоре все мысли в моей голове стираются в порошок под натиском очередного дня в Сан-Диего. Хостел, двойная смена в “Романском стиле”. Хостел. Сраные туманные утра и беготня между столиками в ресторане. Хостел. Все мои силы направлены на то, чтобы выжить в каждом из мест, сначала пережить смену, а после пережить пропасть молчания и одиночества.
Рождественская и послепраздничная хрень на материке накатывает огромной волной, сливается в одно сплошное “принесите-принесите-принесите”; незаметно подкрадывается Новый год. Я работаю в ресторане в вечернюю смену и возвращаюсь домой на последнем автобусе, да? Мы проезжаем мимо людей на бульваре — мятые черные коктейльные платья, развязанные галстуки качаются на ветру. Все торопятся сделать последний заказ. Возбужденные, веселые, бездумные. Разноцветные огни, фейерверки; когда я возвращаюсь, в хостеле по телевизору показывают “100 лучших моментов года”. Что же я делаю? — спрашиваю я себя. Кто меня так — Вэн, Ноа или я сама с собой такое сотворила? Ведь не так давно мне казалось, будто я раскрыла раковину жизни и обнаружила в середине сияющую жемчужину счастья. Прошло совсем немного времени, а у меня уже такое чувство, будто жемчужина рассыпалась.
Боже, пожалуйста, дай мне забыть эту зиму. Пожалуйста, дай мне забыть эту зиму. Пожалуйста, дай мне забыть эту зиму. Время идет. Что ж, хорошо. Начинается новый семестр. Возвращается Вэн.
Первый вечер, когда мы обе снова в общаге, в комнате тихо, я и Вэн сидим в наушниках, уставившись в экраны ноутбуков. Повторяется конец прошлого года, верно? Мы сидим за своими столами возле окна спиной друг к другу, и каждая делает вид, будто другой здесь нет. Вэн жжет свечку, запах смолистый и пряный. Вдруг я чувствую на плече ее руку: Вэн пытается привлечь мое внимание. Интересно, в чем дело, думаю я, можно ли мне надеяться. Между нами словно что-то смягчается, сердце мое стучит: окей, окей, окей. Я снимаю наушники и оборачиваюсь.
Вэн пристально смотрит на меня, длинные ресницы ее легки. Лицо разгладилось — значит, отсыпалась. Черт, какая же она красивая. Я разворачиваюсь на стуле.
— Чего тебе? — спрашиваю я.
