И глядел он затравленно, словно зверёк в капкане. Затравленно и даже злобно.
И, как сам Фёдор, тоже тащил чемодан.
А орденов хромой капитан не носил, оказывается, вообще. Даже колодок. И… справа на белом кителе опешивший Фёдор насчитал аж пять красных нашивок. Три тонких, как и у папы, за лёгкие ранения; и две широких, за тяжёлые.
– Субординация субординацией, однако награды вы, Павел Николаевич, не носите, не по уставу… – заметил папа.
– Не ношу, как и любой настоящий маньчжурец не носит, – хрипло бросил капитан. – Пока не смыт позор Мукдена и Ляояна.
«Что он такое несёт?! – возмутился про себя Фёдор. – Так уж и позор! Ну, неудача, но не разгром ведь! Не как пруссаки французов в ту войну!..»
Папа пожал плечами. Дескать, я тоже маньчжурец, однако планки орденские с парадным кителем надел, как и положено. Нам тут фронда ни к чему.
Слово это, «фронда», Фёдор только что вычитал в романе «Двадцать лет спустя» и очень этим гордился.
– Что же не представите вы меня супруге вашей? – с лёгким холодком сказал папа.
Капитан снова дёрнул лицом, изобразив подобие улыбки.
Супруга и дочь были представлены. На папу жена Павла Николаевича смотрела робко, дочка же – с непонятной Фёдору сердитостью и льдом в глазах. Мальчишка, оказавшийся Константином, старательно попытался представиться господину полковнику по всей форме, но получилось это у него ужасно. Заэкал, замекал, сбился на солдатское «благородие», и то неправильное, потому что полковника полагалось именовать «ваше высокоблагородие».
Папа, конечно, сделал вид, что ничего не заметил.
– Не ждите нас, господин полковник… то есть Алексей Евлампьевич, – усмехнулся хромой капитан. – Нога у меня пошаливает, видать, япошкам предалась, плохо команды слушает!..
– Ничего, Павел Николаевич, – спокойно сказал папа. – Нам не к спеху. Сдача вещей в цейхгауз только через час, а построение и вовсе через два. Некуда торопиться.
Жена капитана, Мария Владиславовна, смотрела на папу совсем странно, прикусив губу. Фёдору стало не по себе, как обычно случалось, если мама или кто-то из сестёр собирался плакать. Дочка, Софья, предостерегающе положила матери руку на локоть, но та лишь досадливо дёрнула плечом.
– Милостивый государь Алексей Евлампьевич… я знаю, вы с Павлом были в одном полку…
– Мария! – хрипло зарычал капитан. – Прошу простить, господин полковник.
– А что «Мария»? – вдруг не послушалась жена. – Что «Мария»?! Сколько прошений мы уже написали, а?! Сколько?!
