Он запер сейф и ящики стола, забрал свой плащ и вышел из кабинета, привычным жестом подключив охранную сигнализацию.
Фонарщик, немолодой дядька с пышными усами, сидел на стуле возле стола дежурного и дремал.
– Что было с освещением? – спросил Паттерсон.
– Кристаллы менять пришлось, господин начальник, – мужчина неторопливо поднялся со стула. – Непорядок это, и пяти дней не прошло с прошлого раза, а они все разом разрядились.
– У вас есть лаборатория, где можно выявить причины порчи кристаллов?
– А как же! По правилам полагается, чтоб, значит, если заводской брак, так они отвечали, а ежели мы напортачили, так нас без премии оставят.
– Понятно, – кивнул полковник. – Попросите лабораторию изучить это в приоритетном порядке и переслать мне копию отчета. Вот моя карточка.
Ремонтник взял карточку, прочел имя и должность, и усы его шевельнулись.
– Будет сделано, господин полковник! Я старший смены, мастер Бирграуфен.
– Благодарю вас, мастер…
Ремонтники уехали, и Паттерсон вызвал дежурный экипаж; идти пешком ему совсем не хотелось.
Для сотрудников Ателье навсегда осталось загадкой, как Мэтр встретился с мадам Вивьен в выходные и что ей говорил, но в понедельник ровно в десять утра высокая изящная леди вешала плащ на плечики в своем кабинете. Лидия нашла глазами Алису, одну из своих подруг-манекенщиц, и подняла левую бровь; в ответ та возвела глаза к потолку. «Помирились, значит… Это хорошо» – мелькнула мысль и пропала, потому что мадам Валери хлопнула в ладоши и сказала негромко:
– Все, кто едет в Медиоланум, сегодня могут уйти с двух часов дня. У остальных во второй половине дня занятия у балетного станка. А сейчас прошу всех проверить, нанесены ли пометки на модели, которые вы будете показывать, уложены ли аксессуары и обувь, и для всех ли есть рисунки причесок.
– Хорошо, что мы едем, – пробормотала Алиса, перебирая платья на вешалках. – Ненавижу балетный станок.
– Зато полезно для осанки, – ответила Лидия так же тихо.
Проверив все, она вышла в коридор второго этажа и прислушалась. Ателье жило обычной жизнью: глухо стучали швейные машинки, лязгали ножницы, шипели паром утюги, вскрикнула одна из швей, видимо, уколовшись. Надо всем висел непрекращающийся гул множества женских голосов; пожалуй, человек со стороны назвал бы это чириканьем.
К середине дня в понедельник полковник Паттерсон отчетливо понял, что простенькая история великосветского шантажа уже окончательно превратилась в серьезное дело. Значит, нужно создавать рабочую группу, назначать ведущего следователя и докладывать начальству. Что там еще завтра скажет – если скажет – Эмили Линдберг, неизвестно, но есть второй пострадавший от деятельности того же шантажиста. Вот он, сидит перед ним – Фабьен Дорле, модельер и владелец ателье «Belle Epoque». И то, что он рассказывает, означает серию. Серию, Тьма его побери!
