«Я обречена, – думала Алис. – Вот почему меня трясет».
А потом дрожь прекратилась, и Алис почувствовала покой и пустоту. Ничего уже не сделаешь. Наступит завтра, и она узнает, что ее ждет. Все поймут, что она собой представляет. И в этом она обрела странное успокоение. Второй раз, с тех пор как ей исполнилось семь лет, Алис закрыла глаза ночью и погрузилась в сон, глубокий и тяжелый, как камень.
На следующий день пришли женщины. Алис уже несколько часов как проснулась и, уставившись в темноту, старалась понять, что за звуки доносятся сверху. Ножки стульев скребли по деревянным доскам, ботинки шаркали рядом с очагом, слышались тихие голоса. Потом стук в дверь, громче, чем необходимо, раздались мужские голоса, топот новопришедших. Немного позже ног стало вдвое меньше. Долгая тишина… И вновь стук в дверь – явились женщины. Послышались визгливые голоса и шарканье.
Алис была готова к их появлению и уже стояла, когда крышка погреба резко открылась. Хотя девушке очень хотелось увидеть, кто на нее смотрит, от яркого света, прорезавшего густую темноту погреба, виски пронзило болью, и Алис прижала руки к лицу, чтобы дать глазам привыкнуть. Сквозь пальцы она увидела сначала четыре черных клина, превратившихся потом в широкие юбки и грубые фартуки. Перед ней со стуком опустилась лестница.
– Наверх, ведьма, – скомандовала одна из женщин и резко дернула за веревку.
Когда Алис выбралась наружу, на другом конце кухни она увидела мистрис Майлс. Рядом с ней мистрис Фаган держала накрытую тканью корзину. Мистрис Дэниелс и мистрис Харди отпрянули назад, когда Алис оказалась вровень с ними. Кухня была холодная и пустая: голый стол, в очаге нет огня. Отца не было, хотя его шапка и пальто висели на стене. Алис обвела глазами помещение и увидела, что Вона и Сэйера сменили Форд и Энрик. Алис показалось, что она теряет рассудок. Словно со стороны она заметила, что ей доставляет злорадное удовольствие видеть, как Энрик шарахнулся в сторону, избегая смотреть ей в глаза. Форд ответил Алис прямым взглядом, но между ними стоял тяжелый кухонный стол, и парень вцепился в его край, так что пальцы побелели.
Открылась дверь спальни, и оттуда вышел Отец, потухший и съежившийся. По лицу его разливалась бледность, подбородок зарос седой щетиной.
– Как Мать? – спросила Алис, прежде чем кому-нибудь пришло в голову остановить ее.
Отец устремил взгляд на приемную дочь. На лице его застыло выражение мучения, смешанного с виной и недоверием.
