Старейшина Йетс стоял над открытым погребом, борода его свешивалась прямо в темную пустоту.
– Иди вниз, девочка. Алек, не отпускай веревку. Вон и Сэйер, поднимите лестницу, как только пленница окажется на дне.
Алис спускалась по лестнице, хватаясь связанными руками за каждую деревянную ступеньку. Достигнув пола, она подняла голову и взглянула вверх, откуда падал свет. Снаружи на нее смотрели четыре головы – Алека, старейшины Йетса, Вона и Сэйера. Потом лестница поползла наверх, и старейшина Йетс, взяв веревку у Алека, самолично привязал ее к ручке крышки, до которой от головы Алис было несколько футов – расстояние, непреодолимое без лестницы.
Крышка погреба закрылась, и девушка осталась одна в темноте, в неподвижной, холодной сырости. Она продолжала смотреть вверх, откуда раздавались мужские шаги. Люди кружили по комнате, топтались и тихо переговаривались. Звук голосов был слишком тихим, чтобы Алис могла что-то разобрать. Потом до нее донесся скрип стульев, и она представила, как они рассаживаются и пьют горячий чай, посматривая в сторону погреба и гадая, хватит ли пожирательнице душ могущества, чтобы нацелиться на них сквозь пространство погреба и деревянный пол.
Онемевшими пальцами связанных рук Алис кое-как расстегнула верхние пуговицы платья, чтобы достать корень. На полке стоял ящик с картофелем, и она затолкала корень туда. Если ей разрешат поговорить с Отцом, возможно, ей удастся сказать ему, где снадобье. Или Мать расскажет ему, за чем посылала Алис, и Отец сообразит поискать корень здесь.
Алис обнаружила, что всхлипывает. Все безнадежно.
Она так замерзла. Надо снова застегнуть платье. Оно стало тяжелым, отсырев от растаявшего снега, и словно вобрало в себя лед, а кожа, соприкасаясь с тканью, впитывала холод. Веревка позволяла опустить руки, но когда Алис села на твердый земляной пол, оказалось, что длины не хватает, чтобы можно было лечь.
Девушка пошарила в темноте и нашла корзину с яблоками и небольшую головку твердого сыра. Непонятно, как Алис вообще могла думать о еде, но она вдруг почувствовала, что умирает с голоду. Она прокусила зубами корку, отхватила большой кусок соленого сыра и съела его практически целиком. Потом она сгрызла до самых семечек три яблока, дальше снова переключилась на сыр, пока наконец не почувствовала, что живот набит до отказа.
Алис опустилась на пол и прислонилась к вертикальной стойке одной из полок. Подтянув колени к груди, обхватила их руками. Еда согрела ее, и она на некоторое время перестала дрожать. Однако вскоре дрожь вернулась – глубокие спазмы, которые накатывали волнами, исходившими, казалось, из самого сердца и опускавшимися вниз по телу. Но ведь она одета, говорила она себе. Ей случалось переживать и худшие ночи на пастбище или на вершине Ограды. Здесь, по крайней мере, нет ветра.
