Вон и Сэйер, безликие и тупые часовые из дневной смены, не отличались жестокостью. Впрочем, думала Алис, не все ли равно, кто будет охранять ее. Они наверху, а она внизу. Потом ее осудят и признают виновной. При этой мысли сердце застыло, будто обуревающую Алис панику закупорили в сосуде. Слишком много чувств на нее обрушилось, и душа просто закрылась и ничего больше не воспринимала.
Алек потянул ее вперед, в сторону дома. Они двигались медленно, приноравливаясь к шагам старейшины Йетса. Алис хотелось только согреться и избавиться от тряпки, стянувшей ей рот. Впереди темноту прорезала полоска желтого света: дверь их дома была открыта. Старейшина Йетс вошел первым и сразу попятился, чтобы пропустить остальных. Алек, входя, столкнулся с Воном и Сэйером, и они, в свою очередь, неуверенно посторонились, не зная, куда пристроить собственные конечности. Знакомая комната произвела на Алис странное впечатление. Там было слишком много народу, пахло кожей и сырой шерстью. Отец в одной рубашке и рабочих штанах, непричесанный, стоял спиной к очагу, где едва теплился огонь, слишком слабый, чтобы на нем можно было готовить еду. Матери не было видно. Дверь в спальню оставалась закрытой. «Мать! Мать!» – звала про себя Алис. Корень все еще был при ней. Отец здесь, а Мать – по другую сторону двери, и у Алис нет никакой возможности передать им то, в чем Мать нуждается больше всего. Все оказалось напрасно: боль, надежда. Ничего нельзя сделать. Если Алис попытается передать Отцу корень, она только обречет его на ту же участь, что уготована ей. Даже если Отец скажет, что ничего не знал, в самом обладании корнем увидят доказательство того, что Алис – ведьма. А может, к ведьмам причислят и Мать, если решат поинтересоваться, откуда Алис взяла корень. Им стоит только поднять крышку погреба и пошарить по горшкам. Сердце Алис снова откупорилось, и ужас, горе и гнев разом нахлынули на нее. Отец стоял неподвижно; он будто видел нечто настолько страшное, что не осталось ни слов, ни способности действовать. Алис отчаянно хотелось поговорить с Матерью, рассказать, как она старалась выполнить ее просьбу.
Дверь погреба была открыта, из темного подземелья поднимался запах сырости. Старейшина Йетс распорядился, чтобы Вон снял с лица Алис тряпку. Вон, разинув рот, вытаращился на старейшину, но тот только сказал:
– Выполняй.
Как только тряпку убрали, Алис почувствовала облегчение. Она вынесет что угодно и сколь угодно долго, лишь бы дышать свободно.
