Я поверил его рассказу и спросил, куда же он теперь направляется. Он сказал, что пока не намерен возвращаться на юг, опасаясь, что семья Лю может возложить на него ответственность за смерть напарника. Потом Шао занял у меня триста серебряных слитков и дал мне в качестве залога свою тележку с шелком. Я мог продать ту половину, что принадлежала Лю, и вернуть вырученные деньги его семье, в то время как цена товара, принадлежавшего Шао, примерно равнялась тем тремстам слиткам, что он занял у меня. Вот так этот проходимец и вовлек меня в это дело. А сам он, выходит, сбежал с моими деньгами.
— А вы не знаете, куда направился торговец Шао, всучив вам свою тележку с шелком? — быстро спросил судья Ди.
— Он не сказал мне, — ответил Чжао, — хотя у меня есть на сей счет кой-какие предположения. Я знал человека, у которого Шао учился много лет назад. Он считал молодого Шао многообещающим учеником и отдал ему в жены свою дочь. Но этот Шао вместо того, чтобы отблагодарить учителя за его любовь и заботу, очень дурно обошелся со своей женой. Она умерла от порока сердца. Потом я слышал, что он связался с одной брошенной женщиной, которая жила в этой провинции в местечке, что называется, не помню точно, вроде Кошачьим Ущельем или как-то в этом роде. Мне кажется, что, вероятнее всего, Шао сбежал туда, чтобы потратить отобранные у Лю деньги со своей любовницей. Я сам готов хоть сейчас отправиться в это Кошачье Ущелье, чтобы поймать для вас этого негодяя, а заодно свести с ним личные счеты.
Теперь судья Ди поверил, что Чжао говорит правду. Он опять-таки удивился точности своего сновидения в храме; ведь стихи безошибочно предсказали, что фамилия преступника будет Шао; только ссылка на провинцию Сычуань осталась пока непонятной. Он не мог припомнить, что слышал хоть что-то о Кошачьем Ущелье, и спросил о нем торговца Лу. Но господин Лу, постепенно уже начавший соображать, что происходит, пустился в долгие разглагольствования, пытаясь принести судье свои извинения за то, что он не узнал такого известного и высокого сановника, который оказал ему честь своим посещением, и так далее и тому подобное.
Судья Ди, однако, быстро оборвал его, заметив, что пришел сюда в качестве торговца и с ним обошлись здесь со всей приличествующей данному положению почтительностью. Торговец напряженно вспоминал все известные ему деревни, но не мог вспомнить, что когда-либо слышал о Кошачьем Ущелье.
Тем временем на улице уже зажгли промасленные бумажные фонари, и судья Ди решил, что пора возвращаться на постоялый двор. Он поднялся со своего стула и сказал несколько вежливых слов лавочнику, извинившись за все причиненное ему беспокойство. Затем он пригласил старосту Цзяня и Чжао Вэньчжуаня присоединиться к ним за вечерней трапезой. С радостью приняв его предложение, они покинули лавку и медленно направились в сторону постоялого двора вместе с судьей и его помощником.
