Впрочем, недоброжелателей, в том числе именитых, у Георгия Владимировича хватало всю жизнь. Еще в 1920-е годы кто-то пустил сплетню, будто Иванов вместе с друзьями Георгием Адамовичем и Николаем Оцупом оказались в Париже не просто так, а выполняя задание ЧК. Потом стали поговаривать, будто во время войны он принимал на своей вилле немецких генералов, чего на самом деле, конечно, не было.
После войны Иванов и Одоевцева жили в Париже, но уже испытывая отчаянную нужду.
…Вот вылезаю, как зверь, из берлоги я,
В холод Парижа, сутулый, больной…
«Бедные люди» — пример тавтологии,
Кем это сказано? Может быть, мной.
Потом жена его оставила, хотя продолжала ценить его как замечательного поэта. В своих воспоминаниях, написанных много позднее, Одоевцева писала: «Если бы меня спросили, кого из встреченных в моей жизни людей, я считаю самым замечательным, мне было бы трудно ответить — слишком их много было. Но я твёрдо знаю, что Георгий Иванов был одним из самых замечательных из них. В нём было что-то особенное, не поддающееся определению, почти таинственное, что-то, не нахожу другого определения от четвёртого измерения. Мне он часто казался не только странным, но даже загадочным, и я, несмотря на нашу душевную и умственную близость, становилась в тупик, не в состоянии понять его, до того он был сложен и многогранен… Гумилёв советовал мне, когда я ещё только мечтала о поэтической карьере: „Постарайтесь понравиться Георгию Иванову. Он губит репутацию одним своим метким замечанием, пристающим раз и навсегда, как ярлык“».
В юности восторженный петербургский поэт-эстет Георгий Иванов писал:
Легки оковы бытия…
Так, не томясь и не скучая,
Всю жизнь свою провел бы я
За Пушкиным и чашкой чая.
Однако выпала ему, увы, совсем другая судьба. Остаток жизни поэта был драматичным. Иванов умер в приюте для престарелых в Йере (Йерле-Пальмье, в департаменте Вар, недалеко от Тулона). Последние его стихи пронизаны чувствами отчаяния и бессмысленности жизни:
В светлом небе пусто, пусто.
Как ядреная капуста, Катится Луна.
И бессмыслица искусства
Вся, насквозь, видна…
Умер поэт в 1958 году и был похоронен в Йере на местном кладбище. Только через пять лет удалось собрать деньги на его перезахоронение под Парижем, на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, там, где покоится цвет русской эмиграции. На могиле поставлен крест из тёмно-серого гранита.
