Двое незнакомцев разговаривали с Цокзолом. Рядом с ними стоял полный китаец в ватных брюках и толстой рубашке и курил папиросу. Чуть подальше стоял еще один китаец, сухощавый, в таких же брюках, и щелкал семечки, ловко и небрежно выплевывая шелуху.
Полный китаец тяжело дышал ртом, словно изнывающий от жажды верблюд, и поглядывал на овец, проходивших мимо. Дамдин, уставившись на него, думал: «Вот мерзляк! В такую жару — и столько на себя напялил!»
Цокзол, как заметил Дамдин, разговаривал с ними нехотя. Жамьян же внимательно прислушивался к разговору, беспрестанно дымя трубкой. Дамдин еще раз смерил китайцев взглядом с ног до головы и остался ими недоволен. Они не произвели на него никакого впечатления, так как от них городом и не пахло — обыкновенные сельские мужики. И вдруг, вспомнив, как кто-то говорил, что на подступах к городу орудуют воры, он подумал: «Неужели они?» Посмотрел на Цокзола, но тот как ни в чем не бывало продолжал разговаривать. В этот момент рябой китаец, принимавший участие в беседе, встал и, вплотную подойдя к овцам, сказал:
— Жирна овца. Правда жирна.
Жамьян сразу же подхватил:
— И говорить нечего!
— Время было благодатное, да и сами старались как могли, — добавил Цокзол и тут же обратился к тем двум китайцам, которые до этого безучастно стояли в стороне: — Овцы наши хоть куда, и вы, думаю, не прогадаете. Посмотрите хорошенько, а потом потолкуем.
Полный китаец с раскрытым ртом кивнул ему в ответ и что-то пробубнил. Что-то промямлил и сухощавый, потом встал, постоял, переступая с ноги на ногу, и нехотя двинулся к овцам.
Дамдин внимательно следил за ними и вдруг вспомнил, как у них говорили: «Китайцы много едят зелени и овощей. От них так несет, что и близко подойти невозможно». Тогда он вплотную подошел к ним и решил сам удостовериться в этом, но никакого запаха не почувствовал.
Некоторое время китайцы расхаживали среди овец, а Цокзол, словно учуяв, с кем имеет дело, не отходил от рябого и твердил себе: «Не продешеви!» Жамьян же, заложив руки за спину, шагал рядом с полным китайцем и нахваливал своих овец.
Вскоре началась торговля. Рябой, почесывая себе скулы, буркнул:
— Говорить будем. Надо говорить.
— Сами видели! Овцы и в самом деле очень жирные… Я ведь вам сразу сказал. На базаре-то они, должно быть, дорого будут стоить, — ответил Цокзол.
— Сколько здесь большой овца? — вмешался в разговор рыжий мужчина с бесстрастным лицом, до этого не проронивший ни единого слова.
