Избранное | страница 41
В пути же Цокзол открыл для себя совсем другого Жамьяна и затаил на него злобу. Жамьян оказался человеком прижимистым, и вот уже десять суток Цокзолу приходилось кормить его.
Нельзя сказать, что Жамьян отправился в путь без ничего. Нет! Среди овец, предназначенных для продажи, он гнал годовалого и двухгодовалого ягнят, которых и собирался пустить в дело. И даже в первый день сам предложил одного зарезать, но Цокзол тогда возразил:
— Зачем нам сейчас столько мяса? Еще успеешь…
Незаметно пролетели дни, и у Цокзола вся провизия кончилась, а Жамьян и виду не подавал, что замечает. Пришлось Цокзолу зарезать очередного барашка. Тут только и всполошился Жамьян:
— Ой! Что же ты наделал? Зарезал бы моего… Сказал бы мне, что мясо кончилось!
На самом-то деле он хорошо знал, что мясо у Цокзола вышло. «Надо бы как следует проучить его», — думал Цокзол, но все как-то сдерживал себя. Со стороны могло показаться, будто ничего особенного и не происходит. Цокзол, конечно же, понимал, что основные едоки — его, но все-таки за десять дней они, без Жамьяна, вряд ли бы съели двух барашков.
Тот же вел себя как ни в чем не бывало и не мучился угрызениями совести. Правда, садясь обедать или ужинать, каждый раз развязывал свой мешочек и предлагал остальным высохший и позеленевший арул, но никто не дотрагивался до него, все брезгливо отворачивались.
В такие минуты Цокзол до того злился, что едва удерживал себя, чтобы не зашвырнуть этот мешочек куда-нибудь подальше.
Вообще-то Жамьян ел мало, но только из общего котла. Ему удавалось как-то незаметно присоседиться к столу, а Цокзол в таких случаях изображал из себя богача-хлебосола, и Жамьяну все сходило с рук.
Когда они ехали по Шархайской степи, небо стало заволакивать тяжелыми тучами и подул порывистый ветер. Ничего хорошего это не предвещало. После полудня разрозненные облака соединились, словно испугавшись ветра, точь-в-точь как стадо верблюдов, сгрудившись, становится против ветра, и в тот же час полил дождь.
Караванщики едва успели, пока он совсем не припустил, натянуть палатки и занести туда седла и все необходимое. А Дамдин накинул на себя плащ Цокзола, сшитый из красного сукна, и пошел охранять отару.
Порой ветер усиливался, и тогда овцы начинали разбегаться. Лило как из ведра. До ниточки промокший Дамдин изредка с беспокойством поглядывал на мрачные черные облака: «Как бы и ночью так не лило».
Пытаясь определить толщину туч, он вглядывался в небо, но просвета нигде не было видно. Постепенно ливень сменился монотонным, но все еще обильным дождем. Дамдину стало ясно, что зарядил он надолго.