Изредка сверкала молния, и тогда раздавался оглушительный грохот, от которого, казалось, небо вот-вот расколется. В такие минуты овцы шарахались в сторону, но благо всей отарой и не разбегались. Дамдин тогда кричал на них и щелкал бичом перед самыми их мордами.
Из палатки доносились громкие крики Жамьяна. Есть такое поверье, что если во время грозы кричать, то можно избежать беды. Потому-то, видимо, и старался Жамьян.
Из палатки никто не выходил. Дамдину вдруг стало одиноко, он почувствовал жалость к себе и одновременно злость. На кого? Он и сам не знал, но ему захотелось заплакать. Слезы потекли сами по себе. «Если я погибну здесь, кто меня пожалеет? Они, что ли?.. Пожалеет ли меня Улдзийма, заплачет ли?» — вдруг подумал Дамдин, вытирая слезы.
В это время из палатки вышел Цокзол в дорогой войлочной накидке и закричал на овец: «Чайг! Чайг!» У Дамдина в один миг слезы высохли. Теперь ему почему-то стало смешно и даже захотелось петь.
Цокзол подошел к нему, еще раз прикрикнул на овец и спросил:
— Ну что? Проносит? Вот это зарядил! Прямо-таки вихрь, а?! Что же делать? Кругом ведь голая степь!
Дамдин с радостью поддержал разговор:
— Да-да! А нет ли тут где-нибудь поблизости стойбища? Если и ночью будет так лить, то просто беда. — И вплотную подошел к Цокзолу. Плащ у Дамдина, видимо, промок насквозь, и он весь дрожал.
Цокзолу вдруг почему-то стало неспокойно. «Ах, да! Этот чертов плащ. Говорят, такой цвет очень опасен во время грозы», — подумал он и сказал Дамдину:
— Ты отойди немного подальше, а то не удержим овец, если они вдруг начнут разбегаться.
Дамдин, волоча злополучный плащ, отошел шагов на десять и остановился.
Люди говорили, что молния зачастую бьет в одно и то же, четко очерченное место, которое по размеру якобы может быть не больше основания юрты. И что находчивый человек может успеть выскочить из того круга. Цокзол только сейчас вспомнил об этом и, посматривая на Дамдина, пытался мысленно определить расстояние между ним и собой. Затем он резко шагнул назад — от греха подальше — и застыл, боязливо озираясь.
В этот момент так громыхнуло, что у него зарябило в глазах и внутри словно что-то оборвалось. Точно кто-то огненным мечом трахнул его по голове. Он словно в обмороке опустился на землю, закрыл глаза и закричал: «О! Покровительница моя, Дарь-эх!»
Гремело так, будто горы взорвались и катятся под откос. Через мгновение Цокзол медленно открыл глаза и, взглянув в сторону Дамдина, увидел, как тот пытался собрать разбежавшихся овец.
