– Конечно. – Я ухмыльнулся. – Я бы на вашем месте уж точно вышел из себя. Как бы то ни было, премного вам благодарен. Рутина, мистер Кимболл, всего лишь чертова рутина. – Я встал и потряс ногой, чтобы отворот на брюках спустился вниз. – Так что весьма благодарен. Полагаю, летать ночью гораздо веселее, чем днем?
Он тоже встал, из вежливости.
– Веселее. Но благодарить меня не стоит. Разговор с помощником Ниро Вульфа прославит меня во всей округе.
Затем он послал толстого дворецкого за моей шляпой.
Через полчаса, направляясь на юг по извилистому парковому шоссе Бронкс-Ривер, я все еще мысленно перебирал подробности нашего разговора. Поскольку никакой связи между Мануэлем и Барстоу с его драйвером не прослеживалось, моя настырность могла объясняться лишь тем, что молодой Кимболл меня нервировал. А Вульф говорил, что я будто бы лишен чутья на феномены! Когда он заявит об этом в следующий раз, напомню ему о своих предчувствиях относительно Мануэля Кимболла, решил я. Разумеется, если выяснится, что именно Мануэль убил Барстоу – а это, вынужден был признать я, на данный момент представлялось маловероятным.
Когда около половины девятого я прибыл домой, Вульф заканчивал ужинать. Я известил о своем возвращении звонком из аптеки на Гранд-Конкорс, и Фриц подал мне разогретую в духовке камбалу под его лучшим сырным соусом, тарелку с латуком и помидорами и вдоволь превосходного холодного молока. После давно минувшего и не слишком плотного обеда у Барстоу порция не показалась мне слишком большой. Я съел все до крошки. Фриц заметил, что отрадно вновь видеть меня за работой.
– Ты чертовски прав, отрадно. Эта рыбка ушла бы шерифу, кабы не я.
Фриц хихикнул. Из всех известных мне людей он был единственным, чей смех не вызывал вопроса, над чем, собственно, он смеется.
Вульф сидел в своем кресле в кабинете и отмахивался от мух. Этих насекомых он ненавидел, и они редко когда проникали к нему, но теперь двум мухам это все же удалось, и они кружили над его столом. При всей своей ненависти убивать мух он не мог. Хотя живая муха и раздражает его до лютой ярости, объяснял он, убитая роняет в его глазах достоинство смерти, что неизмеримо хуже. По моему же мнению, трупик мухи просто вызывал у него тошноту. Как бы то ни было, он сидел в кресле с мухобойкой в руке и примеривался, как бы хлопнуть по насекомому, не прибив его при этом. Когда я зашел, он вручил мне орудие, и я прикончил мух, смахнув затем трупики в урну.
