(помимо того, что tyrannus), qui suorum prodigus incrementa aerarii non tam poscebat surgere vectigalibus, quam rapinis[572], относятся к чрезмерной налоговой нагрузке, усугубляемой злоупотреблениями и хищениями[573]. А в Vita Epiphani[574] упоминается посольство епископа, который получил quinquennii vacationem fiscalium tributorum[575][576]. Поэтому вполне возможно, что Одоакр с пристальным и повышенным вниманием приступил к реорганизации налогообложения с целью соблюсти договоренности с вандалами. Неизбежно, что за время своего правления он мог обращаться к услугам лиц сомнительной нравственности, таких, как префект претория Пелагий[577], который чрезмерными coemptiones увеличивал и без того тяжелейшие налоги и, как жалуется Эннодий, удваивал бремя, даже в одинарном размере бывшее невыносимым[578]. Тем не менее, об этом налоговом ужесточении сообщает только вышеупомянутый отрывок Vita Epiphani, который, будучи включенным в общую картину, никак не умаляет высказанного в Vita положительного мнения об Одоакре, который, хотя и арианин, tanto cultu insignem virum (т. е. Епифания) coepit honorare, ut omnium decessorum suorum circa eum officia praecederet[579][580]. В связи с благополучным исходом просьбы, за которой последовали другие legationes[581], о епископе говорится, что он ambulavit, poposcit, obtinuit[582][583].
Многими разделяется мнение, что вандалы не были заинтересованы в приобретении сельскохозяйственной продукции, поскольку богатые африканские земли были более чем достаточны для их потребностей. Следовательно, следует придавать другую цель, другое значение тем нападениям, которые с систематическими перерывами — не сочтите за оксюморон — начиная с 455 года затрагивали сицилийское побережье и которые, как было недавно подтверждено убедительными доказательствами, стремились не приобрести богатства, но лишить их Рим и империю[584]. Можно возразить, что воспрепятствование, с одной стороны, производству путем повторяющихся грабежей и, с другой, последующее требование чего-либо от сицилийцев, тем более в непосредственно предшествующий урожаю период, кажутся действиями, находящимися в явном противоречии. К тому же неправильно сводить к идее чистого удовольствия от грабежа, к разрушению как самоцели, эти модели поведения, которые при характерном для историографии последней половины века пересмотре были поняты как результат проекта, средиземноморской стратегии, чрезвычайно ясной политической перспективы. Если принять за истину изложенную выше интерпретацию вандальской тактики, направленной на то, чтобы поставить Рим под угрозу, лишая его необходимых сельскохозяйственных продуктов, которая делала Гейзериха королем empire
