на императорском престоле
[14]. После убийства Валентиниана III, произошедшего с разницей лишь в несколько месяцев от убийства Аэция, был избран тот, кто возглавлял заговор против императора — Флавий Петроний Максим
[15], богатейший представитель сенаторской аристократии (дважды префект Города, дважды префект претория Италии, дважды консул и, вероятно, также наставник Валентиниана III
[16]), продержавшийся, однако, только 11 недель. Его приход к власти был воспринят как насильственный реванш определенной части сенаторской аристократии, уставшей от потомков Феодосия и все еще сильной своим социально-экономическим состоянием
[17]. Его попытка легитимации или, лучше сказать, примирения между партиями, возможно, с целью заключить соглашение с проимперской фракцией, все еще связанной с семьей Валентиниана III, была направлена на выстраивание политической стратегии, основанной на брачных союзах
[18]: он потребовал руки Евдоксии, вдовы того самого Валентиниана III, за смерть которого был главным ответственным, и притязал на бракосочетание своего возведенного в цезари сына Палладия с Евдокией, одной из дочерей Валентиниана. Тем не менее, ни опора на римский сенат, ни поддержка армии, ни даже намерение породниться с Феодосиевой династией не создали условий для признания со стороны Восточной империи
[19]. Благодаря значительным подаркам ему удалось заручиться поддержкой армии, а для обеспечения поддержки в Галлии он назначил
magister militum praesentalis галло-римского сенатора Авита, бывшего ранее его коллегой во время префектуры, чтобы заключить в Толозе соглашение с визиготами Теодериха I. Между тем Евдоксия, стремясь избежать навязываемого ей брака и отомстить за убийство мужа, обратилась к вандалам
[20], прося их вмешательства и побуждая вторгнуться в Италию, используя и тот факт, что Евдокия с 442 года была обещана в жены Гунериху, сыну Гейзериха. Так передают Марцеллин Комит, Прокопий, Евагрий и Малала
[21], тогда как Иоанн Антиохийский, принимая, вероятно, традицию, восходящую к Приску
[22], вставляет вводные слова «как говорят некоторые», как бы для смягчения традиции об ответственности дочери Феодосия II за оперативную вандальскую реакцию. Многие современные толкователи интерпретировали некоторые действия вандалов как результат решительной персонализации политики со стороны Гейзериха, который считал себя «освобожденным» от ранее взятых на себя ограничений и обязательств со смертью двух гарантов соглашения 442 года, Аэция и Валентиниана, соглашения, которое более десяти лет обеспечивало относительное спокойствие в Средиземноморье, и с выгодой для себя принял — в свойственной ему манере — роль защитника императорской семьи
