Через несколько лет последовал восточный ответ. Зенон сопроводил военное наступление проницательной дипломатической политикой, вновь завязывая отношения с римским сенатом, призывая его к сотрудничеству для поддержки своего дела и позволяя предвещать мирное будущее и посредничество. «Litterae certe vestrae catholicae fidei praedicant unitatem, pacemque ecclesiarum regia pietate pronuntiant…»[754][755]: так отвечал папа Феликс III византийскому императору. И в обманчивой перспективе unitas vera, pax fida[756], — таковы были надежды понтифика — получили превосходство группы, поддерживающие провосточную политическую линию. Однако более чем вероятно, что и новое направление, приданное Одоакром своему правлению после смерти Юлия Непота, не было непричастно к его постепенной изоляции. Бо́льшая централизация, постепенное оттеснение illustres от поручений правительства, сокращение должностей по административному управлению и использование варварского элемента, как уже упоминалось выше, способствовали все более очевидному отдалению короля от политических сил, которые до сих пор его поддерживали. Такая изоляция стала явной, когда, после победы Теодериха при Изонцо и Вероне, Одоакр, согласно рассказу Павла Диакона[757], направился в Рим, где обнаружил ворота закрытыми и, как следствие, в отместку разорил прилегающие территории[758]. О том, что сенат сразу перешел на сторону короля остроготов, упоминается также у Иоанна Малалы[759].
Мне не кажется случайным совпадением тот факт, что королевство Одоакра начало колебаться, даже не принимая в расчет сложное переплетение случайностей внешней и религиозной политики, именно тогда, когда король, похоже, был склонен отказаться от краеугольного камня, на котором до сих пор сосредоточивалась подлинная деятельность правительства: поддержки сенаторской аристократии. Это явный признак живучести политической силы сената в V веке.
Но, по крайней мере, до тех пор, пока был жив Непот, Одоакру было необходимо демонстрировать увековечивание всего того, что было в прошлом, поскольку престиж и роль нобилитета выступали в качестве гаранта в плане преемственности. То, что это было только формой, не имело большого значения. Было важно, что illustres по-прежнему ощущали себя главными действующими лицами политических событий и разделяли его стратегию.
