И вдруг такое!
В нише, где по идее должна стоять каменная или гипсовая скульптура — «вместилище души» умершего, — на случай если истлеет сама мумия, там склонив голову и обхватив колени — в позе безысходного горя и отчаянья — сидела женщина!
Одежда от времени истлела, и достаточно было лёгкого прикосновения, и она облетела бы, как листья в последний день осени. Волосы пыльными, тусклыми прядями прикрывали лицо. Женщина прижимала высохшие, почерневшие кулачки к впалой груди, словно в последние моменты своей жизни она истово молилась о прощении. Это было так печально! Так невыносимо горько!
— О… Алла, Бесмела, Рахмон, Рахим… — забормотал Хамид, — Мумия! Проклятая дочь фараона! Вот она… мумия, настоящая мумия! О, Всевышний, прости меня, я потревожил дух мумии!
Сергей молчал. Он не мог говорить, у него перехватило дыхание (от страха ли, от душераздирающей жалости к ней — он не знал, — но дышать не мог!) В этот момент ему показалось, что даже стал хуже видеть — это его очки подёрнулись туманом…
Он осторожно подошёл, наклонился, всматриваясь в останки несчастной, и после долгого молчания, задумчиво произнёс:
— Я думаю, это не вполне «мумия».
— Что? Что ты сказал? Как так?!
— Её не … — сердце его сжалось, слова комом встали в горле, — её не мумифицировали! Это не настоящая мумия! Ты был прав! Женщина и в самом деле была погребена здесь заживо!
Теперь Хамид замолчал. Чтобы лучше рассмотреть останки несчастной, вытянул шею, но не двинулся с места — боялся подойти ближе. Сергей, наоборот, уже стоял почти рядом с ней, склонился к ней и внимательно рассматривал.
— Удивительно, смотри, разложение не коснулось тела. Скорее всего, она умерла от истощения и обезвоживания, а уж затем ее тело высыхало естественным образом, превращаясь в мумию. Она просто высохла! И щель в стене лишь усиливала это — лучи испепеляющего солнца проникали сюда в самую жаркую часть дня.
— Точно! Жаркий, сухой воздух. Наверное, поэтому она сидит в каменной нише, чтобы хоть немного… — он подбирал правильные слова, — ну, хоть, немного спастись от адского пекла…
— Адского! — повторил вслед за ним Сергей, — да, ты прав!
Его насквозь прожигала волна жалости к несчастной — обдавало таким жаром, словно это он был узником раскалённой пещеры. Сергей так отчетливо представил последние мучительные дни жизни несчастной, что ноги его подкосились, и он опустился на колени подле нее.
Женщина была маленькая, сидела, склонив голову, волосы бесцветными, пыльными прядями падали на лицо, закрывали глаза.
