Светлые поляны | страница 44
— Доверил.
— А раньше ко мне приходил с этим делом. Потому как сынок мой в своем райпотребсоюзе и масла расстарывался. Сливочного! Городского!
— Райпотребсоюз — государственный, — не удержалась от колкости внезапно замолчавшая Катерина. — А из сметанки сбитое Марфой Демьяновной масло не уступит городскому.
— Может, и так, — согласилась Сиренчикова, присаживаясь на печной порог.
— Че ж вы, Марья Васильевна, на порог-то печной присели?! — продолжала Катерина. — Деньги вестись не будут…
— Деньги не ведутся, если их ночью считать, — не осталась в долгу Марь-Васишна. — А для меня и дня хватает. Че же ты, Катя, не пришла за денежкой, когда фининспектор за налогом приезжал?..
— А так, — отрезала Катерина, — не понадобились!
— Как это не понадобились?! Хозяйство-то описали? Описали. И коровку. И машинку швейную. Ребят чем кормить станешь? На чем обшивать будешь.
— Обойдутся. Иринка с Егоршей заявили, что от коровьего молока у них животы пучит. Мы с Кондратом на воду перейдем. А вот для этого, — показала Катерина на свой начинающий округляться живот, — сама доить буду. — Не лезла Катерина в карман за словом. Вот и сейчас так отчеканила, что Марь-Васишна только руками развела.
— А зря. Переломила бы свою гордость да пришла за денежкой. Разве я когда тебе отказывала? Сотенку-другую… Как не выручить из беды…
— Я же сказала, не нужны мне… ваши деньги! — резко бросила Катерина и ушла в горницу, показывая, что разговор на эту тему считает оконченным.
Потом вернулась и произнесла тихо:
— Я вот у Ефросиньи Петровны заняла. До отчетного собрания… Она зарплату вперед на месяц вымолила, а мне дала. Понятно?
— Как ясный день, — скривила в усмешке губы Марь-Васишна. — Спеси нашим деревенским не занимать. Осудили на сходе, дак и че я, не человек? Раньше многие в мой дом за денежкой стучались, а тут ровно отрезало. Будто разбогатели все враз. Настя Мазеина и та возгордилась. А ведь голь перекатная! Нет ни рубахи-перемывахи… В доме тараканы подохли от голода, а не пришла…
Напрасно ждала Марь-Васишна своих односельчан. Никто не постучал в ставень, никто не торкнулся в ворота, хоть и держала она их незакинутыми. Ни перед приездом налогового инспектора, ни после. Ни за деньгами, ни за мукой, ни за картошкой. А раньше, бывало, за крынку муки (она продавала муку крынками) поклоны до земли били. Да что там за муку, за ковшичек березовой золы — березовая зола шла на щелок банный — благодарили. Не все печи в войну топились березовыми дровами. Тальник, осина, гнилье сосновое… Дочь Серафима заладила: «Мама, ты знаешь, уезжать надо нам из этой деревни!» — «Пошто?» — «Не будет нам здесь жизни после всего…» — «Петуха, че ли, красного подпустят?» — «Нет, одних оставят, совсем одних… С тобой люди уже и не здороваются на улице». — «Поздороваются, нужда заставит. Вот постой, фининспектор приедет».