Только закрывая мельницу, вспомнил Григорий о вчерашней недостаче. Удивился — Марь-Васишна не приехала. И мука вон ей приготовлена, в углу весовой стоит. Повернул ключ в замке на второй оборот, как за спиной скрипнули колеса.
«Еще кого-то принесло на ночь глядя», — устало подумал Григорий.
— Здравствуйте!
За спиной стояли двое в милицейской форме. Рядом с ними Марь-Васишна. Чуть поодаль — председатель колхоза.
— Григорий Васильев? — спросил тот, что был с планшеткой, низко висящей на бедре.
— Я.
— Попрошу открыть мельницу.
Григорий снял замок, мельком взглянув на Марь-Васишну, и сказал:
— Я вас весь день ждал. Вон в уголке ваша мука, можете забирать.
— Минуточку, — сказал человек с планшеткой, доставая ручку и лист чистой бумаги. — Откуда эта мука? Почему она находится в весовой?
— Принес из дому. У жены, Нины, взял.
— Насколько мне известно, вы разведены с Ниной Васильевой.
— Разведены, сведены ли, а живем мы, — сказал Григорий.
— Значит, вы принесли из дому муку?..
— Пшеницу принес, а здесь размолол ее.
— Зачем?
— У Марьи Васильевны вчера недостача вышла.
— Недостача вышла у вас, гражданин Васильев.
— Ну, у меня.
— Пожалуйста, без «ну». Вы вчера украли у гражданки Сиренчиковой эту муку, а когда вас изобличили, вы решили вернуть. Не так ли?
— Не так. Если я бы украл, то и зачем возвращать.
— А затем, что она отказалась быть вашей сообщницей в кражах.
— Какой сообщницей? В каких кражах? — удивился Григорий.
— Вы уговаривали ее поступить к вам весовщицей и подменить клейменые гири нестандартными.
— Не было между нами такого разговора. Вообще никакого разговора не было. Я сказал, чтобы она подъехала и забрала недостающую муку.
— Это мы выясним в другом месте, — сказал человек с планшеткой, приляпал на замок сургучную нашлепку и показал Григорию на ходок.
— Садитесь, поедем.
— Куда?
— Место вам знакомое.
Григорий посмотрел на председателя, а тот только руками развел — что, мол, я сделаю в такой ситуации.
Григорий сел, куда ему указал человек с планшеткой. Уже из ходка передал Макару Блину ключ от постоялой избы. Сказал, посмотрев на заморочавшее небо:
— В случае сильного дождя опустите на два деления водяные щиты.
Макар Блин взял ключи и сказал с досадой, без злости, просто с великой досадой:
— Эх, Григорий, Григорий!
Второй милиционер, который так и не открыл рта, примостился на облучке, взял в руки вожжи и тронул тяжелой плетеной кожей каурого мерина.
Строгие это были годы.
Хоть и прошла военная пора, но слабинки не наступило. И это было правильно. Послевоенная страна требовала хлеба еще больше. Шофера за утерю из кузова десятка-другого килограммов зерна отдавали под суд.
