А с Наташей кончено: где-то в глубине плавает тихая грусть. Что-то вышло не так. Мы не стали близки, и я люблю ее, как умею любить далекое. Люблю просто и не хочу страдать. Смешное слово.
Пусть страдают маленькие убоженькие,
Потонувшие в лужицах чувств,
Пусть милости молят у боженьки,
А я не хочу!
Потому что я сильный такой, как дуб,
И хвалюсь – попробуй, задень-ка!
Я тонны на горы махом кладу
И смелость кидаю, как деньгу.
Это, конечно, гиперболизм –
Говор могучих потенций.
Но нам, идущим в социализм,
Нужно ли брать патенты?
А-а, Маяковский! – очень рад,
Я гостеприимен, как бывший южанин…
Стихи, вы скажете, – плагиат,
Нет, это только еще подражанье.
А впрочем, припомним-ка с вами даль
(Каждый учись у няни),
Тем ведь на мир знаменит Стендаль,
Что делал хорошие вещи из дряни…
Говорить бы с вами – не перестать,
Но черта в свидетели призываю:
Устал, дьявольски хочется спать –
О-хо-хо-хо – зеваю.
Вчера эта белиберда легко лезла в голову, а сегодня что-то не идет. Итак, беспечный разговор с Маяковским закончен.
Оторвался от Пастернака – сейчас он вреден мне. А оторваться трудно. Все-таки он моя сокровенная сущность. Теперь на столе мужественный Тихонов.
Это – поэт. Глубокий и замечательный поэт. Кто-то из знакомых ребят перефразировал строки Багрицкого:
Да, они должны быть в походной сумке нашего нового поколения, первых рядов наших юношей.
