В палату вошли две медсестры с цветами в руках. Коллонтай порадовалась, что друзья из шведского правительства ее не забыли. Ханссон и министр иностранных дел прислали букет роз. Не остался в стороне и председатель Нобелевского комитета. Все желали советскому послу скорейшего выздоровления.
– Я позвоню Литвинову завтра утром. Но до этого хочу встретиться с Лагерквистом. Еще не все потеряно. А пока съездите в посольство и привезите мне «Жизнь Арсеньева». Надо перечитать этого проклятого Бунина.
Коллонтай решила освежить в памяти впечатление от сочинений ненавистного эмигранта. Кое-кто из шведских академиков уверял ее, что «Жизнь Арсеньева» стоит в одном ряду с Илиадой, «Божественной комедией», «Фаустом» и прочими шедеврами мировой литературы, и называл Бунина современным гением российской словесности!
Произведения Бунина были включены в список запрещенной литературы, о чем ей не преминул напомнить культурный атташе посольства. Она тогда возразила, что для победы над врагом его надо как минимум узнать. Томик Бунина лег на ее ночной столик.
Александра Коллонтай сидела в массивном кресле с подставкой, служившей столиком для письма, и отвечала на корреспонденцию. Она ждала Лагерквиста. Время от времени у нее кружилась голова, но она не считала это помехой для работы.
Как всегда, пришло много писем от старых друзей и полузабытых знакомых, умолявших ее походатайствовать за них перед высшими советскими руководителями. Коллонтай оставляла их обращения без внимания. Она знала, что давно утратила в Москве кредит доверия, и ее вмешательство никому не поможет.
Сын Миша делился московскими новостями. Разумеется, он писал шифрованным языком. Ему скоро сорок, а он все еще рядовой советник Наркомата внешней торговли. Не может ли мама посодействовать его продвижению?
Он также сетовал, что его Володя почти не видит бабушку. Он знал, о чем говорит. В прошлом Александра Коллонтай призывала женщин к раскрепощению и эмансипации, для чего им в первую очередь следовало освободиться от семейных пут. Разъезжая по миру, она и не заметила, как вырос сын. Та же история повторялась теперь с внуком.
На пороге появилась помощница и сообщила, что ее срочно просят к телефону.
– Опять! Ни минуты покоя, – проворчала Коллонтай.
Ей без конца звонили. Коллеги из других посольств справлялись о ее самочувствии и желали скорейшего выздоровления. Коллонтай и не догадывалась, что у нее так много друзей среди дипломатов. Звонили и члены Шведской академии, вне зависимости от того, какой позиции придерживались по бунинскому вопросу.
