Ханссон выслушал Густава V с подчеркнутым вниманием – его величество крайне редко позволял себе вмешиваться в политику.
– Вопрос о Нобелевской премии приобретает поистине немыслимый размах, – сказал Ханссон Сандлеру. – Даже король проявляет нетерпение. Он надеется, что я найду выход, который устроит всех. Например: не Бунин и не Горький, а кто-то третий. Но если бы это было в моих силах! Король даже признался мне, что предложил академикам присмотреться к кандидатуре итальянца Луиджи Пиранделло. По его словам, это был бы прекрасный компромисс.
– Действительно, Коллонтай взбудоражила этой историей всю столицу. Повсюду только об этом и говорят. И должен заметить, порой не стесняются в выражениях.
– Что вы имеете в виду, герр Сандлер?
– Французский посол Шарль де-Ла-Мотт-Сен-Пьер сообщил мне, что Александра Коллонтай распускает слух, будто вы лично намерены оказать давление на Нобелевский комитет и, чтобы не сердить Москву, убедить его членов отказаться от награждения Бунина.
– Она что, с ума сошла? Я не говорил ничего подобного. Она полностью извратила мои слова.
– Но именно это она повторяет направо и налево.
Ханссон залпом осушил свой бокал, поднялся с кресла и нервно зашагал взад-вперед по кабинету, проклиная про себя ту, кого до сих пор считал своим другом. Он был в ярости. В этот момент вошел его секретарь и положил на стол записку, которую Коллонтай передала ему через охрану.
– И она еще просит меня о встрече! – воскликнул Ханссон, прочитав послание. – Эта дьяволица мне проходу не дает. Я много раз говорил ей: Нобелевский комитет – независимая структура. Правительство не имеет над ним абсолютно никакой власти. Она тешит себя пустыми иллюзиями. Полагает, что в моих силах повлиять на решение комитета.
– Она прикидывается, что не понимает этого, – объяснил Сандлер. – И идет напролом. Ни один посол не позволял себе добиваться поддержки своего соотечественника подобными методами. Это никуда не годится.
– Придется, видимо, встретиться с ней. Я выскажу ей все, что думаю о ее штучках.
Никогда еще Сандлер не видел своего начальника в таком состоянии. Он почувствовал себя неуютно: беседа принимала неприятный оборот.
– Я должен кое-что рассказать вам, господин премьер-министр.
– О чем?
– Все о том же.
– Ну так рассказывайте!
– Вам знакомо имя Карла Августа Нобеля?
– Кому же оно не знакомо?
– Так вот, он сообщил мне…
Сандлер пригубил свой арманьяк, взвешивая про себя, насколько опасно делиться с премьер-министром откровенностью.
