– Это мне известно. В последние годы семейство Нобель обращалось к нам с требованием компенсировать их потери. И речь шла не только о бакинской нефти, но также о военных заводах и роскошной недвижимости в Петербурге, которую у них тоже отобрали.
Коллонтай была знакома с Эмануэлем Нобелем. Тяжба его семьи с ее правительством длилась давно. На настойчивые просьбы Эмануэля об аудиенции Коллонтай, выполняя приказ Москвы, раз за разом отвечала отказом. Во время церемонии вручения Нобелевской премии она старалась не попадаться Эмануэлю на глаза.
Лагерквист затянулся сигаретой и мягко улыбнулся. Он знал: то, что он намерен рассказать, очень понравится советскому послу.
– Я общаюсь с наследниками Эмануэля, – признался писатель. – И лично знаком с Карлом Августом Нобелем. Он коллекционирует живопись.
– Это любопытно.
– Карл Август как-то говорил мне, что больше всего на свете мечтает вернуть собрание картин, украшавших стены их особняков в Санкт-Петербурге. Насколько я понял, на нефтяные месторождения и военные заводы Нобели махнули рукой. Но что касается произведений искусства…
– Продолжайте, пожалуйста, – подбодрила его Коллонтай, имевшая богатый опыт в переговорах подобного рода.
– Карл Август сказал мне, что он готов пойти на… как бы это выразиться… на некие договоренности. В благодарность за возвращение картин он мог бы отозвать право вето на выдвижение Горького, завещанное ему дядей Эмануэлем.
– Значит, он действительно обладает правом вето?
– На самом деле нет, – признался Лагерквист. – Но поймите: не в интересах Нобелевского комитета ссориться с этой семьей. Они слишком влиятельны, а главное, у них очень много денег. Огромное число людей живет на стокгольмские премии! Для них эта институция, извините за выражение, – настоящая дойная корова, своего рода ежегодная манна небесная, оборачивающаяся потоком выгодных контрактов…
– Вы полагаете, что Карл Август Нобель сможет выступить в нашу пользу? Поддержать нашего кандидата?
– Не знаю. В любом случае он может с вами встретиться и выслушать ваши претензии. Повторяю, он хочет получить обратно произведения искусства, которые принадлежали его семье и которые он считает своей собственностью. Это единственное его условие.
Лицо Коллонтай просветлело. Значит, Нобелевская премия за 1933 год еще не потеряна. Советский посол понимала, что вступает в крупную игру. Ей было категорически запрещено вести с Нобелями любые переговоры о полной или частичной реституции их имущества. Революция решила этот вопрос раз и навсегда.
