С начала века в список нобелевских лауреатов по литературе попал лишь один неевропеец – индиец Рабиндранат Тагор. Философ, художник и композитор, он писал на бенгальском, а в своих выступлениях никогда не забывал напомнить о крайней бедности своей родной Калькутты. Тагор был давним другом Советского Союза.
За обедами в «Гранд-отеле» Коллонтай не упускала возможности напомнить об этом своим шведским гостям. Разве связи индийского гуманиста с СССР не легитимировали в какой-то мере политический выбор советских руководителей? Разве они не служили своего рода оправданием идеологических и культурных ориентиров, которые утверждал в своем творчестве Максим Горький?
Лишь одна женщина заслужила Нобелевскую премию по литературе – Сельма Лагерлёф. Писательница, которую считали столпом Шведской академии, уклонилась от приглашения советского посла. А Коллонтай так рассчитывала на ее поддержку! Лагерлёф сослалась на свою занятость. Может быть, боялась не устоять перед легендарным обаянием русской феминистки?
Престиж Нобелевской премии по литературе слегка компрометировало одно обстоятельство. Со дня ее основания минуло тридцать лет, но ни один русский писатель так и не удостоился почетной награды. И дело было отнюдь не в отсутствии достойных имен.
Многие предлагали Льва Толстого, поясняли шведы Коллонтай, – но великий русский писатель, оказавший колоссальное влияние на последующие поколения, умер, не дождавшись премии. Бурно обсуждалась кандидатура Антона Чехова, но этот талантливый автор скоропостижно скончался в сорок четыре года.
Некоторые академики по секрету признавались Коллонтай, что подобное пренебрежение к русским писателям – или, скорее, недостаточное к ним внимание – ошибка, которую необходимо исправить. Посол Страны Советов видела в этом надежду на перемены к лучшему.
В «Гранд-отеле» гостям подавали лучшие французские вина и изысканные блюда, приготовленные поваром, прибывшим из Парижа. Все это стоило Коллонтай немалых денег. При этом она была вынуждена с грустью признать, что итог литературно-дипломатических ужинов оказался неутешительным. Чрезвычайно неутешительным.
Шведы мило улыбались Коллонтай, заверяли, что понимают ее озабоченность, всецело соглашались с тем, что русская литература – явление мирового масштаба. Какие тут могут быть сомнения? Достоевский, Гоголь и Тургенев – подлинные гении прозы минувшего века – вызывали всеобщее восхищение.
Что касалось Горького, то тут никто не мог ничего обещать. Более того, шведы не скрывали своего скепсиса.
