Двигать, и к самым стенам подводит, не медля, винеи
[185].
О беззаконье войны! Войска, распахнувши ворота,
Пленного тащат вождя, и вот гражданин уж повержен
К Цезаря гордым стопам. Но голову грозно поднявши,
510 Сын благородных отцов не пощады просит, а смерти.
Цезарь заметил, что он снисхожденья боится, не казни.
«Хоть и не хочешь — живи, — сказал он, — по милости нашей
Солнце ты зри! Побежденным явись надеждою доброй
И послужи как пример. Но вражду если хочешь продлить ты, —
515 Знай, при победе твоей не приму я прощенья такого».
Молвил; и тут же велел с закованных рук удалить он
Цепи. Насколько, увы, было б лучше, когда бы Фортуна
Это убийство свершив, пощадила римскую гордость?
Для гражданина того наихудшая кара — прощенье
520 За принадлежность к бойцам отчизны, Помпея, Сената.
Гнева жестокий порыв подавил в своем сердце Домиций
И прошептал про себя: «Неужели ты в Риме, ублюдок,
Будешь покоя искать? И, смерти уже обреченный,
Бросишь смятение битв? В своей уверенный правде,
525 Жизни круши рубежи и Цезаря милость отвергни»!
Тою порою Помпей, о плененьи вождя не проведав,
Войско готовил свое, чтоб сторонникам дать подкрепленье.
Он на заре трубить приказал, — когорты собравши,
Призванных воинов дух теперь испытать пожелал он
530 И к молчаливым рядам обратился с внушительной речью:
«Правого дела оплот, за все преступления мститель!
Истинно-римский стан, получивший теперь от Сената
Брани законной доспех, призывай молитвами битву!
Лютым огнем грабежей пылают Гесперии нивы;
535 Галльская ярость рекой через Альпы течет ледяные
Кровью уже запятнал мечи оскверненные Цезарь.
Благодаренье богам, что урон мы первые терпим:
Грех да рождается там! И пусть под моим руководством
Рим направляет теперь пощаду и кару. Нет речи
540 О правомерной войне, — здесь родины гневной отмщенье!
Эта война — не бо́льшая той, когда Катилина
[186]Факел готовил домам, иль темных неистовств сообщник
Лентул, или Цетег — безумец с рукой обнаженной.
[187]545 Жалкое буйство вождя! Когда судьбы к великим Метеллам
Или Камиллам
[188] тебя приравнять задумали, Цезарь,
Сам ты себя уронил до Мариев, Цинн
[189]! И ты сгинешь
Так же, как Лепид
[190] погиб — от Катула, как под секирой
Нашею сгинул Карбон
[191], сицилийской гробницей укрытый,
Или поднявший на бунт иберийцев — изгнанник Серторий
[192]!
550 Впрочем, я не хочу равнять тебя с ними, о Цезарь,
И негодую, что Рим на безумье воздвиг мои руки.
Ах, почему не воскрес от парфянских побоищ спасенный
Красс и со скифских брегов не вернулся он к нам, победитель,
