— Что тебе надо, Чунчо? — спросил я, сделав всем знак остановиться, а сам шагнул ближе к нему.
— Отдайте нам этого неудачника и ступайте с миром, — вместо Чунчо ответил второй предводитель отряда. Высокого роста, светловолосый (что не характерно для жителей юга Аришалии), обветренное лицо его имело правильные, но такие тяжеловесные черты, что оно казалось почти уродливым. Поверх одежды он носил коричневую монашескую рясу, за что и получил ещё у меня в армии прозвище Святой. Он оправдывал его каждым своим словом и поступком — более фанатично преданного делу человека было сложно найти. — У народа нет зла на его супругу, а ты и твои люди ничего дурного не сделали. Вы можете уходить. Максимилиан — нет!
Интересно, что бы он сказал, узнай, кто взорвал столь любимого им генерала Кукарачу.
— Что же, Святой уже говорит за тебя, Чунчо.
В голосе моём не было вопросительных интонаций. Я пытался сыграть на амбициях бывшего наёмника, однако мне это не удалось.
— Он мне как брат, — положил левую руку на плечо Святому Чунчо, — и он говорит за весь народ Рагны.
Судя по возгласам за спиной Муньоса, отряд это явно одобрял.
— Зачем вам Максимилиан? — спросил я. — Он покинет Рагну и никогда не вернётся сюда…
— А-а-а, — скривился Чунчо, — всё не так. Народ приговорил его — он должен умереть, понимаешь?
— Нет, — честно покачал головой я. — Не понимаю.
— Я не знаю, как это сказать, просто чувствую — вот здесь! — Он с силой хлопнул себя по груди слева. — Нельзя дать ему уйти!
Без команды «дикие коты» с тактическими щитами прикрыли принца с принцессой, сомкнувшись плечом к плечу и взяв наизготовку укороченные дробовики Сегрена.
— Он хотел нашей земли, — провозгласил Святой, будто одну из своих проповедей начал, — так пускай останется в ней.
И снова его поддержали одобрительные выкрики из-за спины.
— Мои люди не будут стрелять первыми, — сказал я, глядя прямо в глаза Чунчо. — Вина за пролитую кровь ляжет только на вас.
— Я этого не хочу, — прорычал Муньос, внутри его явно шла борьба, — не хочу драться с тобой. Но — буду! Понимаешь, буду!
— Не понимаю, — снова покачал головой я. — Если не хочешь, не дерись. Отойди в сторону, дай мне закончить то, зачем я прибыл. Не надо лить кровь.
— Надо! — рявкнул Чунчо, опередив Святого. — Надо! Я не могу сказать это словами, сам не понимаю, просто чувствую. Это здесь, — он снова приложил себя кулаком по груди, — вот оно не даёт мне отпустить его. — Обвиняющий перст с грязным обломанным ногтем указал на сомкнувшихся «диких котов», примерно туда, где стоял Максимилиан с супругой.
