Товарищи офицеры | страница 53
Ермаков чувствовал, что где-то в душе замполит давно согласен с его доводами. Кажется, для умного человека достаточно одного сознания своей неправоты, чтобы он уступил. Но здесь была иная ситуация. Может быть, оттого старался Железин, что защищал заведомо неверные действия. Только красные пятна на лице и сильнее обычного порхающие брови выдавали, что где-то в душе честному замполиту очень нехорошо…
Ермаков кое-как отстоял давнего своего любимца — Гребешкова. Железин пообещал оставить его в роте, потому что Гребешков — комсорг и член ротного бюро.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Город спал, когда Ермаков, громко стуча сапогами по булыжнику мостовой, возвращался на свою квартиру. Одноэтажные домики по краям мостовой — с мертвыми окнами, с расплывчатыми в темноте крышами — один за другим оставались позади, но эта последняя за день дорога — дорога домой — казалась бесконечной, и цепочка фонарей таяла вдали, не кончалась, а растворялась в ночи.
«Нужно поближе квартиру снять», — подумал Ермаков и тотчас усмехнулся: такая мысль появлялась каждый раз, когда он, усталый и полусонный, возвращался со службы. Он не мог снять другую квартиру, потому что та, где он живет теперь, находится рядом со школой, в которой работает его жена Нина.
После партийного собрания, прощаясь с Ермаковым, майор Железин пошутил:
— Поскорее вам с Ниной Васильевной сынишку надо: тогда и квартиру прямо в военном городке получите!
«Сына надо, — мысленно согласился капитан, — но жилья все равно не дадут: у Воркуна трое растут, и тот до сих пор по частным квартирам скитается…»
Потом вспомнил собрание. Многих сил стоило ему молчание. Не выступил, как и обещал замполиту. А душа горела. Теперь Ермаков хорошо понимал, что не слово, данное майору Железину, удержало его от горячего выступления. Просто побоялся, что ему скажут в ответ: «Э, коммунист Ермаков! Ноешь? Что ж получается? Вся твоя рота держалась на четырех солдатах да на усатом старшине?» Вот почему и не выступил. Зато с удовольствием слушал, когда говорил Воркун. Старый ротный обижался, что его посчитали за слабого и перевели к нему солдат и старшину от Ермакова.
Честный мужик, этот Воркун, и обидно ему, да дела теперь не поправишь. Замполит Железин на собрании опять поддержал комбата…
Ермаков свернул с мостовой к старой деревянной калитке. Два неярко освещенных угловых окна — единственных на всю улицу — бросали розоватый свет на акацию в палисаднике. «Ждет. Сумасшедшая», — подумал Ермаков. И отворил, не скрипнув, калитку.
