И растаяла в темноте.
Всю дорогу — назад, к своему жилищу — Климов повторял необыкновенное обещание и не думал о том, что сам нечаянно выпросил его. «Позову сама!» Она не знала ни адреса его, ни фамилии. Он тоже ничего не знал о ней, кроме имени.
Конечно, смешно при первом знакомстве задавать девушке навязчивые «анкетные» вопросы. Климов не укорял себя за то, что не успел расспросить девушку. Но из ее разговора — а она говорила почти не умолкая — лейтенант хоть что-то должен был понять. Кто она? Замужем или нет? Медик или портниха? Местная уроженка или гостья из Одессы? В этих-то простых вопросах смог бы разобраться любой школьник.
Климов не мог разобраться в них и на второй день, и на третий. Валя представлялась ему то неверной женой какого-то старика, то избалованной дочерью состоятельных родителей, то делалась вдруг серьезной, и он видел ее в белом халате зубного врача, а потом — в изящном комбинезоне — инженером местной фабрики. Все было правдоподобно. Валя с одинаковой уверенностью оказывалась в роли воспитательницы детского сада и заезжей артистки; она могла быть и шпионкой, засланной из-за рубежа для обольщения болотинского гарнизона.
Климов усмехался и кусал губы. «Позову сама!» А когда? И зачем? И что из этого выйдет?
6
Сашка Лобастов редко захаживал в Дом офицеров, потому что в тамошнем буфете ничего не держали, кроме пива и шампанского. Танцы его не привлекали — танцевать был не горазд и знакомился с женщинами иным способом. Библиотеки для него как бы не существовало, начитанностью не отличался, зато весь был начинен «железными», как он сам называл, «заповедями».
«Кривая мимо начальника короче прямой»; «не снимай трубку телефона: получишь приказание!»; «офицер должен быть выбрит и слегка пьян»; «не спеши выполнять приказание, ибо его отменят»; «не пьет только телеграфный столб: у него чашечки книзу».
Улыбаясь нагловатыми, спокойными глазами, Лобастов сыпал заповеди на голову Климова. Подбадривал приунывшего дружка. И Климов, прощая и пошловатость его, и грубость, жалел об одном: нельзя, никак нельзя поделиться с этим детиной своими сердечными заботами… Он, конечно, поможет, но сначала — осмеет. Климов не за себя боялся, а за Машу. Сам он даже с каким-то интересом следовал за Лобастовым…
Вот уже третий месяц с ними не было Артаняна, и странно, как отразилось его отсутствие на всем поведении Лобастова. Старший лейтенант словно расцвел и всегда ходил краснолицый, как из бани. Уверенно острил, не боясь соперничества. А раньше его словно сковывала летучая и едкая насмешливость Артаняна. Лобастов чувствовал это и говорил теперь, как бы оправдываясь:
