— Куда, куда полез? — била мужа по рукам Анна Ивановна. — Я тебе полезу, старый хрыч! — Как будто тот лез не за деньгами, а по меньшей мере к ней под подол. Охальник.
Новость о том, что Яшумов с «молодой женой» ждут ребёнка, распространилась в редакции быстро. Плоткин Григорий Аркадьевич раззвонил. Узнав её из уст самого счастливца. «Только это между нами, Григорий Аркадьевич. Ни к чему, чтобы об этом все знали». — «Конечно, конечно, Глеб Владимирович. Могила!».
Женщины редакторы на Главного стали посматривать со значением и даже с восторгом: Орёл! Мужчины — с немалым удивлением. Словно тот был всем известным импотентом. Лида Зиновьева почему-то опускала глаза, точно в чём-то провинилась. А сам звонок Плоткин вообще растерялся. Если уж такие старые пни, как Яшумов, могут делать детей — ему-то тогда куда? «Лида, как мы теперь? Ведь Ярику братик нужен. А?»
— Я вас поняла, — кричала к потолку Зиновьева. — Всё сделаю!
Что, Лида, что сделаешь?
— Отвали, — шипела любимая. — Не мешай работать.
Ну уж это! Плоткин в бессилии воздевал кулачки. В коридор убегал.
В курилке разом создавал дымящегося слона. С ушами, с хоботом. Слон страдал, монотонно качался. Прикованный за ногу в клетке. «Да что ж ты дымишь-то так опять, а?» Техничка Разуваева с ведром и лентяйкой. «Ну-ка давай отсюда! Убирать буду». Для пущего устрашения застучала лентяйкой в ведро.
Плоткин выбежал от грохота. Шёл и вздрагивал. Встречным людям быстро улыбался: «Она ненормальная, ненормальная. Не обращайте внимания».
У двери в редакцию стал, не в силах её открыть. Бежать было некуда.
— Григорий Аркадьевич, зайдите ко мне, — высунулся в коридор и позвал Яшумов.
— Бегу, Глеб Владимирович, бегу!..
Однако вечером в свой петербургский колодец уже не бежал — в туннеле раскачивался. Как пьяный заплетал ножками.
Ида Львовна смотрела на бледное лицо сына — опять накурился! Накладывала в тарелку кашу. Хотелось дать этой же ложкой по глупой кучерявой башке. Ну заикнись у меня ещё про балкон, только заикнись.
Но сын забыл про свою курёшку — сидел с остановленным взглядом. Ложки с кашей сами находили рот.
После ужина, как сомнамбула, как слепой наткнулся на свой стол в спальне. Сел. Нащупал авторучку. Закусил колпачок, отвинтил. Бумага сама легла под перо. Стал писать:
…Вот, отпускаю руку на свободу, в люди. Писать утренние три страницы. Отпускаю вечером. Получается — вечерне-утренние три страницы. Мама смотрит телевизор. Никаких бабьих сплетен у неё, никаких ток-шоу. Выше этого она. Только серьёзное. Политические передачи, международные программы. Говорит сейчас министр иностранных дел. Похожий на смуглого лысоватого грифа. Любимое словцо у него — зашкаливать. Ни в одном интервью не забудет вставить его. «Накал страстей на переговорах зашкаливал». «Национализм у них прямо-таки зашкаливает». У Яшумова среди всех ненавидимых им слов это «зашкаливает» — на первом месте. «Жара сегодня зашкаливает». «А, Григорий Аркадьевич?» Даже у Савостина откопал: «Любовь Артура и Регины всегда зашкаливала». «А, Григорий Аркадьевич?» Мол, как жить после такого? Действительно — как? Ничего не подозревает обо мне и Лиде. (Или — делает вид?) Прямо-таки радуется, когда увидит вместе за одним столом — удачное творческое содружество двух редакторов. Страшненького мужчинки и красивейшей женщины. И соединил их (создал) он, Яшумов. Эх, Глеб Владимирович, знали бы вы, в каком тупике всё у женщины и мужчины. Только и осталось — одно содружество. Почти ничего уже в постели «не зашкаливает». Ну раз, ну два в неделю. Женщину всё стало раздражать. Можно представить только, какими глазами смотрит она на несчастного надоевшего любовника. Сына своего, Ярика, к Иде Львовне не допускает. Под любым предлогом уводит. Хотя мальчишка рвётся, неподдельно любит, привязался к старухе. Да и в их дом когда придёшь — такая же история… Недавно собирали вместе воздушного змея. Чтобы побегать с ним вдоль канала. Из кухни вдруг послышался придушенный гневный голос женщины: «Не звони мне больше, слышишь! Никогда не звони! Я симку сменю, в конце концов!» И дальше, что называется, тишина. И только Ярик опустил глаза и напрягся. Кто это звонил? Полярник папа? Лётчик-испытатель? Или просто любовник мамы? Как Яшумов недавно вспомнил из детства, по фамилии — Хахаль?..
