Ромка озадаченно почесал затылок:
— А чёрт ее знает, — пробубнил.
Он подошел к двери, дернул рычажок, оглянулся на парней — в глазах замер испуг:
— Заперто.
Санька и Горыныч полезли проверять, дергали ручку, толкали плечом — всё бесполезно. Ромка прислушался: издалека отчетливо доносился женский визг, отчаянный и протяжный.
— Гаша! — догадка пронеслась в голове.
Нырнули в проход напротив входной двери, помчались на шум, уже не разбирая дороги, через большой зал с упирающимися в синеву потолков барельефами, через сумрачную серость массивной колоннады. Ромка понимал, что они уже ТАМ. Цеплялся сознанием за приметные повороты, углы, пыльные вычурные канделябры, запоминал дорогу обратно.
— Сюда! — крикнул Горыныч, юркнул в сторону и тут же растворился в темноте за колоннадой.
— Вернись! Не разделяться! — крикнул ему Чижов, но поздно, Сенька уже скрылся из вида.
Ромка обернулся к Пашке и Саньку:
— Нам нельзя разделяться, мы не найдем дорогу назад. Запоминайте все!
— Верняк, щас мапчик дровним, хоть это и не мой скилл, — он полез в карман, достал длинный замызганный чек из продуктового. — Пенсил имеется?
Пашка отрицательно покачал головой:
— Так запоминать будем. Давай чеком твоим пометим проход, через который Сенька прошел, вернёмся к нему, как Гашу найдем.
И он оторвал белый клочок и насадил его на стрелу мрачного амурчика.
Справа, совсем близко от них, раздался короткий визг. Донеслись звуки схватки. Все трое бросились в проявившийся в темноте проём.
— Центральный зал, переход направо напротив ребенка со стрелой, коридор из синего камня, — громко отметил Пашка на ходу, чтобы все запомнили.
Коридор, по которому они мчались, действительно, был выложен из одинаково квадратных плит, примерно, двадцать на двадцать сантиметров каждая. Ярко-синего цвета.
Впереди мелькнул отсвет и выход в другое помещение, из него-то и доносились звуки отчаянной битвы.
Ромка ускорился.
«На днях я сделал Усейна Болта, — пульсировало в висках. — Надо ещё чуть быстрее».
На таком расстоянии проявилась прозрачно-голубая плёнка, преграждавшая пусть внутрь и приглушавшая звуки. Перед ней стоял, выставив вперед широкие ладони, Ромкин дед, Василь Федорович, в любимой ещё при жизни красно-бордовой клетчатой рубашке и спортивных штанах с начесом.
— Стоять!!! — гаркнул он так, что с потолка посыпалась мелкая каменная крошка.
Ромка остолбенел. В последний раз он видел своего деда вот так же как сейчас, почти пять лет назад. В конце лета, перед отправкой внука домой тот брал с него обещание доклеить Ан-140, «антошку-коротышку» и все совал в руки старый потрепанный альбом. А он, Ромка, отнекивался.
