Глава 12. Я не сумасшедшая!
Вечером Леркина мать зашла к дочери в комнату. Та устроилась на кушетке у окна, плотно укутав ноги в серый колючий плед, и, засунув в уши капельки наушника, делала вид, что читает книгу. Делала вид, потому что глаза у неё были закрыты, книга сиротливо пристроилась на коленях.
Светлана Павловна вздохнула.
— Лер, я, верно, палку перегнула в машине, — начала она, подходя ближе. Легкий писк в комнате и удушливые биты подсказали, что дочь её не слышит. Она дотронулась до её колена: — Лер, послушай меня…
Девушка нехотя потянула за провода, наушники выпали на грудь. Уставилась на мать настороженно.
— Лер, я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Просто, это так неожиданно, — она растерянно огляделась, присела на край кушетки. — Тамара Ивановна позвонила, и я… Запаниковала.
— Я тоже, — отозвалась Лерка. — Запаниковала.
Лерка облизала губы, словно решаясь на что-то, отвернула к окну: Москва медленно загоралась ночными огнями, отражалась в сверкающих лужах, рассыпалась фейерверками иллюминаций, продолжая праздник жизни.
— Мам, отчего ты мне не веришь? — когда Лера снова посмотрела на мать, в её взгляде исчезли последние крохи неуверенности.
Светлана Павловна опешила:
— В каком смысле?
— В смысле того, что я вижу. Тех, кого я вижу.
Мать, подцепив сброшенные дочерью сомнения, как вирус, подняла брови:
— Потому что тех, кого ты видишь, не существует.
— Откуда ты знаешь?
— Этого не надо знать или не знать. Этого просто нет, — Светлана Павловна попыталась рассмеяться. Вышло ненатурально.
Лерка плотно сжала губы:
— Знаешь, несколько веков назад люди так же говорили, что Земля плоская, и Солнце вертится вокруг неё. Всех, кто считал иначе, приводя сотни доказательств, называли еретиками. И даже сожгли Джордано Бруно на костре.
— К чему ты мне это все говоришь? — нахмурилась Светлана.
— К тому, что за сотни лет ничего не изменилось: то, что не видит большинство называется ересью, лженаукой или больным воображением. Я видела Дашку Синицыну сегодня в школе, вот так же отчетливо как тебя сейчас! И мне это не показалось. И никогда не казалось: ни в десять, ни в двенадцать лет, ни тогда, когда умерший два года назад Гашин дед рассказал, куда спрятал клад. Они приходят ко мне.
Леркина мать, широко распахнув глаза, уставилась на дочь. И Лерка поняла: проблема не в том, что мать не верит, а в том, что она не хочет верить.
Девушка устало прикрыла веки. Потянулась за капельками наушников.
