— Всё хорошо будет, — шептала она, поглаживая её по спине, как маленькую.
И сама верила в то, что станет лучше.
Дни тянулись одинаковой чередой ранних подъёмов, уколов, процедур, осмотров. Игоря Ивановича удавалось радовать и с каждым днём всё сильнее.
Лерка искренне надеялась на скорую выписку, уже строила планы.
После работы к ней заехала Светлана Павловна:
— Так домой хочу, — прошептала Лерка, свесив худые ноги с высокой койки. Она заметила, как напряглась при этих словах мать. — Хочу котлет нормальных, с мясом и чесноком. И картошку жареную… Пожарим? И с Гашкой хоть в кино схожу или в музей.
Мать быстро отвела взгляд. Лерка почувствовала неладное:
— Мам, а чего Гашка ко мне ни разу не приходила? — прищурилась она.
— Да не пускают к тебе. Только меня, — та развела руками и засобиралась домой: — Поеду я, дочка, а то все пробки соберу, пока до дома доберусь. Перед работой заскочу, котлеток тебе домашних передам.
И, торопливо чмокнув дочь в щёку, выскочила из палаты.
Лерка вздохнула. Вроде как всё логично, но выглядит так, будто мать что-то скрывает.
В коридоре промелькнула чья-то тень: свет моргнул и выровнялся. Лерка к этому уже начинала привыкать.
Недавний разговор с Рагдой многое поставил на свои места.
Она — иная. Она — альтерат. Не сумасшедшая.
Видеть усопших — её дар или проклятие.
Здесь, в больнице, их слишком много. Словно здесь сомкнулись два мира.
Лерка постоянно чувствовала знакомый холодок, кутаясь от него в неуклюжий байковый халат. Медсестры и пациентки из других палат удивленно на нее поглядывали, за глаза называли "стукнутой". А Лерка видела их всех: ныне живущих и недавно ушедших.
Вчера, после отбоя, относила в столовую пакет молока. Страшно болела голова и ушибленное запястье.
У стены, на узкой скамейке, сидела, вздрагивая плечами, кроха лет девяти: редкие рыжие волосики расплелись, разметались по исхудавшим плечам, мятая пижама висела как на вешалке, разношенный тапочек сполз с ноги. Лера присела рядом.
— Эй, ты чего плачешь?
Девчонка повела острым плечом, отвернулась.
— Если ты мне скажешь, то, может быть, я смогу помочь. А если отвернешься, то точно — нет.
— Я маму потеряла… Я ищу её, а её всё нет нигде, — она повернула несчастное личико. У неё оказалось веснушчатый и курносый нос пуговкой. — Как думаешь, она потерялась?
— А ты сама что думаешь? — Лера пыталась не причинить боль.
Девочка задумалась. Её слезы постепенно высыхали, она стала совсем серьезной.
— Думаю, потерялась я, — отозвалась она. — Я здесь давно лежу. Не на этом этаже, выше. Там большие стеклянные боксы. И все всегда ходят в масках, — она повернулась к Лере. — Знаешь, когда я засыпала, у меня совсем не было волос. А сейчас — смотри какие длинные. Как раньше. Ещё до болезни.
