На визг Дучи в коридор выбежали Боболон — толстый, пожилой и добродушный, как раз такой, каким положено быть гостиничному кухарю, и Рох — зверовидный мужик, каковым и положено быть охраннику. Последний держал в руках дубинку, которой охаживал расходившихся постояльцев. Девицы порой подшучивали над ним, что он, мол, и спит с ней заместо жены, и сейчас эта шутка подтверждалась. Но Дуча была не в силах это оценить.
Не увидев в коридоре никого, кроме вопящей девки, Рох опустил дубинку и сплюнул.
— Заткнись, дура! Постояльцев перебудишь.
Но Дуча не унималась, только, поднадсадив голос, уже не орала, а сипела. И Рох зажал ей рот ладонью.
— В самом деле, милая… — спросил Боболон, — с чего шум? Померещилось что? Так ведь утро уже, солнце светит, нежить попряталась…
Он достаточно давно знал Дучу, чтобы понимать — при виде крысы или сороконожки она орать не стала бы.
Солнце и в самом деле светило, но в коридоре было довольно темно, и повар с охранником, еще не обвыкши в полумраке, не могли разглядеть, на что трясущейся рукой указывает Дуча.
Зато Боболон повел носом:
— Вроде воняет чем-то…
— И верно, — согласился Рох и, выпустив Дучу, подался вперед. Прежде чем он успел что-то сказать, раздался глас свыше:
— Что стряслось?
Хозяйка спускалась по лестнице. Обычно Ланасса не вставала так рано, но вопли на рассвете не были в обыкновении «Лапы дракона». Потому хозяйка не сочла за труд подняться с постели. Выглядела она сейчас не так хорошо, как вечером в зале — бледная, ненакрашенная. Однако даже с утра она не позволяла себе явиться распустехой. Успела накинуть приличное домашнее платье и шаль. И в отличие от Боболона и Руха, она, еще не получив ответа на свой вопрос, увидела пятна на стенах и брызги на полу — алые, а там, где подсохли — бурые. И красную лужу на полу.
— Это…
— Кровь, — сказал Рох, нагнувшийся над лужей. Затем выпрямился, потрогал одно из пятен на стене, посмотрел на замаранную руку. — Точно, она.
— Ах, мерзавцы, сукины дети, шутники недорезанные! — запричитал Боболон. — Узнаю, кто это сделал, — уши оборву! Нет, пусть Рох ему ноги поломает! Все погибло!
Ланасса недоуменно повела бровями.
— Так как же, хозяйка дорогая… Я ж говорил вчера… Мы, когда порося зарезали, кровь-то в ведро сцедили, и я его в погреб поставил, колбасу нынче собирался делать кровяную. А какие-то поганцы кровь всю и расплескали. Погибла, погибла наша колбаса!
