Дуча икнула и зацепилась за Роха, как прислонилась бы к стене. Он это понял, и просто сказал:
— Стоило орать, дурища… — а потом добавил: — Это ты верно, Бобо, заметил. За такие шуточки надо ноги ломать.
— Все хуже, други милые, — сурово произнесла Ланасса. — Шутка, конечно, мерзкая, но получается, что у нас кто-то в погреб лазил. А я не настолько богата, чтоб такое допускать. Бобо, ты точно запер дверь в пристрой? — Именно там находился погреб.
— Да сроду я не забывал его запирать. Небось, дверь подломали.
— Если бы подломали, я бы услышал.
— Дрых ты без задних ног, не отпирайся.
— Дверь там основательная, — возразил Рох. — Грохот бы стоял еще тот.
— Дверь крепкая, а замок сопливый. Его и девка шпилькой расковыряет.
— Хватит препираться, — прервала их Ланасса. — Рох, проверь погреб. Бобо, разбуди Бохру, пусть поможет здесь Дуче. Ее всю трясет, а кровь надо отмыть.
— Да стучал я к нему в конуру еще до того, как Дуча завопила, не открывает, у клиента, должно быть…
Хозяйка недовольно хмыкнула. Здесь такое не заведено. «Лапа» — все-таки гостиница, здесь днем у слуг полно работы, и обычно Бохру об этом не забывал.
— Ладно. Из-за этого шума все наверняка уже проснулись, сейчас появится. А ты, Дуча, иди-ка лучше позови конюшенного мальчишку. Он от кровушки точно не завизжит, вот пусть тебе и поможет.
Хоть все и разъяснилось, оставаться рядом с кровавой лужей Дуче не хотелось, пусть даже это была не более чем грязь. И она охотно покинула коридор, притом что при иных обстоятельствах бурчала бы и шипела, что на конюшню с поручениями бегать — не для такой девушки, как она. Рох также пошел исполнять распоряжения хозяйки. Если погреб подломали — это дело серьезное, это виновных искать придется, да и с него самого хозяйка спросит.
— Раз так, Бобо, ступай-ка ты на кухню. Пора за стряпню приниматься.
Ланасса двинулась вслед за Боболоном — посмотреть, все ли в порядке в зале. Там уже возилась Нунна — с крайне недовольным видом. И потому что разбудили рано, и потому что в зале ей приходилось прибираться одной.
— Где эта корова? — осведомилась она у повара. — Сперва орет так, что весь дом на уши ставит, а как работать — нет ее как нет.
— На нее не кати — ее хозяйка на конюшню послала, как раз за помощью. А вот Бохру мог бы уж и спуститься.
— Да стучала я к нему, не отзывается, сволочь! — У злобы, прозвучавшей в голосе Нунны, имелась причина. Слуги, совмещавшие дневную работу с ночной, имели для проживания отдельные каморки. Не для того, чтобы приглашать туда гостей — этого не полагалось. Но им нужно было где-то привести себя в товарный вид, да и хранить наряды, украшения, притирания. Дуче и Нунне комнатушка выпала общая на двоих, а Бохру досталась особая. Девицы вечно ссорились на общей территории, обвиняя одна другую, что та нарочно пачкает и рвет ее платья и подсыпает грязь в пудру и помаду. О том, чтоб хранить у себя накопления и подарки клиентов, и речи не было — тут дело могло бы дойти до смертоубийства. Все это отдавалось на хранение хозяйке, благо Ланасса в подобных делах была щепетильна. А вот Бохру такого не знал и потому как бы оказывался в привилегированном положении. Этого Нунна простить не могла.
