В третьей куче увидел еще одного местного — нахохлившись, в углублении под кустом, у края развалин, сидел здоровенный, толстый филин.
— А, так это ты, сцуко, мне тоже спать не давал — я положил руку на кобуру — пристрелю и сварю, как индюка!
Филин открыл оранжевый глаз, тупо посмотрел перед собой, встряхнулся, и снова закрыл глаз. Револьвер я достал, но стрелять не стал. Жалко стало. Не филина, конечно, а патрона. Еды у меня полно, а патронов всегда мало, да и шуметь незачем. Тут, выходит, один хищник спас другого — хоть садись лепить аллегорию — Жаба, спасающая Филина. М-да, «церетелише-шайсе-лепкен»… Живи ужо, пернатое — я не столько сытый, сколько жадный.
Обернулся на сиплый свист и дребезжащее позвякивание — ага, вскипел! Язычок на крышке самовара подбрасывало струей пара из отверстия, им прикрываемого, и он подскакивал и снова падал, брякая о крышку. Пробежался обратно, мимо соседей, с размаху хлопнув по крупу рыжую лошадь, на что та только фыркнула.
Эх, горячий чай с портвейном — отличное дело. Да с хлебом, с салом и отыскавшейся в телеге луковицей — самое оно поутру. Хорошо бы конечно, чтобы кто-нибудь подал яичницу с беконом и бутерброд с сыром — но «чого нема — того нема». Ну и ладно. Уже вполне согрелся, да и от солнышка тепло стало. Ну, поели — пора и баиньки. Только, пожалуй, надо перебраться чуть подальше от дороги, по балочке. Забросал в телегу все барахло, запряг Зорьку, и поехали — недалеко, за убитого метров триста, почти сразу на уровне, где дальние развалины на бровке. Тут ежевика разрослась по всему дну, буквально перегородив балку, так что дальше все равно не проехать — тут только танк и прошел бы. С третьего захода все же «притер» телегу почти к самым кустам — и, распрягши снова лошадь, устроился спать между телегой и зарослями — так все же как-то спокойнее. Проверил перед сном оружие, причем подумал, что тут неплохо и побольше стволов иметь под рукой — зарядил и положил под тряпку поблизь от себя один из бульдогов. Прикрылся пледом и вырубился практически мгновенно, и спал без снов, как убитый.
Проснулся точно уж заполдень — жарища вовсю, стрекозы, кузнечики, птицы. День в разгаре. Проснувшись, полежал малость, прислушиваясь — нет ли чего вокруг эдакого, подозрительного? Вроде нет… Вылез, осмотрелся, справил нужду и задумался. Ну, для начала — надо что-то делать с соседушкой. И валяться ему так не след, я все же не тороплюсь, сейчас мне поспокойнее — так что надо бы и зарыть. Но, до того — облегчить, так сказать, путь, избавив от предметов суетной мирской жизни, коие ему теперь — совершенно ни к чему, и с собой которые он — ну никак не возьмет. Проще говоря — обобрать его надо. Ну и лошадь прибрать — не оставлять же, в самом деле. Нет, я не жадный, я домовитый.
