Норман отдернул руку, зарылся лицом в подушку.
Наверное, не стоило упоминать об адвокатуре, подумал рабби Цвек. По правде говоря, это ведь он хотел, чтобы Норман занялся юриспруденцией, и в глубине души рабби Цвек сознавал, что его чаяния и надежды в немалой степени послужили причиной сыновнего помешательства.
— Норман должен жить как Норман, — повторял он себе, вспоминая, как в первый их визит — сколько же времени прошло с тех пор? — Министр заметил: «Когда я умру, смерть не будет моей, как не была моей жизнь. Это будет что-то, что случилось с моей матерью». Это всё объясняло, и Норманово пребывание в лечебнице стало уроком преимущественно для отца.
Через несколько дней после того, как Норман пробудился от долгого сна, доктора сочли, что он готов к интенсивной психотерапии. Он был подавлен, как и следовало ожидать, но не молчалив. Он постоянно разговаривал с медбратьями и пациентами. Чужим самочувствием совершенно не интересовался: его волновало лишь собственное, и о своих проблемах он говорил бесконечно. На первых сеансах психотерапии рассказы его выходили сбивчивыми. Он старался ничего не забыть, словно боялся, что какой-то фрагмент ускользнет, спрячется в подсознании, вызовет боль и галлюцинации, прежде чем вновь отважится заявить о себе. Со временем Норман успокоился, однако на каждом сеансе непременно возвращался к «ней»: имя застревало у него в горле. О чем бы ни шла речь, Эстер неизменно пробивалась сквозь его житейскую путаницу, требуя, чтобы ее услышали. И то, что через несколько недель психоанализа Норман, побежденный гнетущей тоской, всё же наконец заикнулся об Эстер, бесспорно, было успехом.
Норман вошел в кабинет доктора Литтлстоуна. Тот курил трубку. В другое время Нормана не беспокоил запах табачного дыма, но сегодня, видимо из-за острой депрессии, его затошнило. Вежливо, даже искательно он попросил доктора погасить трубку. Доктор исполнил его просьбу, однако в кабинете по-прежнему пахло дымом. Норман открыл окно и сел ждать, пока запах выветрится. Повисло молчание. Чуть погодя доктор подошел к окну.
— Уже можно закрыть? — спросил он.
Норман кивнул.
Доктор Литтлстоун закрыл окно и присел на край стола.
— Как ваши дела? — задал он вопрос, с которого обычно начинал сеанс. Отвечать на него не требовалось: он значил всего лишь «давайте продолжим с того места, на котором остановились в прошлый раз».
— Я должен рассказать вам о ней, — выпалил Норман. — Я должен рассказать вам о моей… э-э-э… сестре.
