Он шагал по внутреннему краю тротуара, под раскидистыми деревьями, словно уступал дорогу другим пешеходам, хотя, кроме них с Беллой, на улице не было ни души. Они единственные сошли на этой остановке. Другие пассажиры направлялись в более здоровые места. Домой, в гости на чай, за покупками, и ни от одного из них эта вылазка не требовала ни лжи, ни притворства. «Здравствуй, Норман, — шептал рабби Цвек. — Как ты себя чувствуешь?» И тут же отвечал себе: да как он должен себя чувствовать в этом курятнике, где его со всех сторон клюют мешигине? Рабби Цвек вздрогнул и попробовал еще раз: «Здравствуй, Норман, сегодня жарко». Нет, тоже не годится. Жарко, холодно — какая разница человеку, для которого температура — не более чем тошнотворный пустяк, не имеющий никакого отношения к его жизни, полной галлюцинаций. «Здравствуй, Норман», — прошептал он опять. И умолк. Добавить к этой малости ему было нечего.
Они подошли к воротам больницы. Перед ними на развилке аллей стоял большой указатель к корпусам под номером таким-то и сяким-то. Белла посмотрела на отца, ожидая, что он скажет, куда идти, но он не знал номера корпуса Нормана. Однако же двинулся вперед, чувствуя, что ноги сами выведут его куда нужно, причем кратчайшей дорогой.
Все корпуса выглядели одинаково — коттеджи красного кирпича, окруженные мощеными двориками и ухоженными садами. На лужайках сидели люди — скорее всего, родственники: дети, термосы, в середине — одетый в пижаму член семьи. При виде них у рабби Цвека сжалось сердце — от зрелища полной семейной капитуляции. Они не только смирились со своей болью, но и выучились с ней жить. Он надеялся, что Норман в кровати, как и следует, и будет лежать, пока не поправится, а встанет, только когда придет пора ехать домой. Они подошли к стеклянной двери, и рабби Цвек узнал этот вход. У стены с одного боку осыпалась облицовка, и он вспомнил, как Норман споткнулся, выбравшись из черной машины, и ухватился за стену, чтобы не упасть.
— Это здесь. — Он обернулся к Белле. Осыпающаяся стена — единственное, что он позволит себе запомнить об этом месте, а когда срок пребывания Нормана завершится, забудет и о ней.
Белла вслед за отцом поднялась по лестнице. Сквозь стеклянную дверь чайного коридора был виден теннисный стол, и рабби Цвек узнал двоих игроков. Сперва он узнал спину Нормана, который метался туда-сюда с проворством и пылом, встревожившими рабби Цвека. Но еще сильнее его обеспокоило, что партнером сына был тот самый человек, который накануне вечером сидел на соседней кровати и таращился на него.
