Они подошли к двери.
— Попрощайся за меня с Джоном, — сказала Белла.
— Передай папе привет от меня.
Белла молчала.
— Но попробовать-то ты можешь, правда? — взмолилась Эстер. — Просто скажи: «Эстер передавала привет». — Она произнесла каждое слово едва ли не по буквам. — Белла, разве ты не хочешь, чтобы я вернулась домой? — прошептала Эстер.
— Как папа решит, — ответила Белла. — Я сделаю что могу.
Но она уже знала, что не выполнит просьбу Эстер. Отец так же горд и упрям, как она, но его гордость Белле дороже. Он уже немолод, и гордость замедляет его старение. Откажись он от нее — и лишится последних сил. Ну уж нет, если Эстер когда и вернется домой, то исключительно по его воле, которой Белла перечить не станет.
— Позвони мне, — попросила Эстер. — Звони мне каждый день. Ты ведь позвонишь, правда, Белла?
Эта мольба внушила Белле ощущение собственной власти, и она вдруг осознала, что имеет к происходящему самое непосредственное отношение — и к безумию брата, и к страданиям отца, — тогда как Эстер изгнана, обречена дрожать на том конце телефонного провода. Ей стало жаль сестру, и из жалости она поцеловала ее на прощанье.
— Просто упомяни при нем мое имя, — повторила Эстер.
Белла зажала под мышкой сверток с Нормановыми заказами. Она хотела, чтобы у него было всё лучшее, а что за выбор в больничной лавке? Белла купила ему самый изысканный шоколад и туалетные принадлежности, стоимость которых вызвала у нее негодование. Аккуратно завернула их, сперва по отдельности, потом вместе, и перевязала сверток розовой ленточкой. Ее охватило приятное волнение, как в детстве, словно она шла с подарком на день рождения. Рабби Цвек плелся за ней.
От остановки до лечебницы путь был неблизкий, но рабби Цвек этому радовался. Есть время собраться с мыслями, отрепетировать, что он скажет сыну. Весь тот час, что автобус ехал из Лондона, они с Беллой молчали, и он прокручивал в голове текст, раз за разом откладывая решение. Впрочем, его то и дело что-нибудь отвлекало. Он вспоминал прошлую поездку в больницу: это было всего лишь вчера, но уже казалось ему выдумкой, кошмаром. Он узнавал дорогу, которую проделал черный автомобиль, то и дело с болью замечал знакомые приметы. Антикварная лавчонка «Старый свѣт» посреди деревни лишь подогрела воспоминание о том, как Норман сопротивлялся поездке, В конце ряда домов рабби Цвек обреченно вздохнул и обвел взглядом пассажиров, недоумевая, как можно оставаться равнодушными к его мучениям. Он обрадовался, когда им с Беллой нужно было выходить, хотя последняя стадия путешествия поставила его перед необходимостью решить, что же сказать сыну при встрече.
