. Что ж, каждому свой
гешефт. Тут человек осекся, посмотрел на вновь прибывшего, поднял крышку прилавка и пригласил:
— Заходите. Стакан чая с лимоном вам точно не помешает. Реб Соломон живет в двух шагах отсюда. Моя дочь вас проводит.
В комнатушке за прилавком располагалась кухня. Там сидели дочери, все четыре, похожие с лица и со спины; они отворачивались и дружно хихикали.
— Сэди, Сара, Лия и Рахель, — представил отец свое потомство. — Стакан чаю с лимоном нашему гостю.
Все направились к стоявшему посередине стола самовару. Одна из дочерей улыбнулась, и ей-то Авраам Цвек отдал свое сердце. Сразу и навсегда. Она была примерно его лет, может, чуть младше.
— Вы которая? — спросил он ее на идише.
Девушки снова захихикали.
— Гойки, вот кто мои дочери. На идише двух слов связать не могут. Сара, — крикнул он, — скажи этому господину, как тебя зовут.
Она кивнула. Да, так ее и зовут, как сказал отец. Но необходимость представиться вогнала ее в краску.
Авраам Цвек взял стакан чаю, который вручила ему другая сестра. Всё случилось так быстро. Еще несколько минут назад он был чужаком и всё вокруг казалось ему непривычным, над ним смеялись, преследовали по пятам, оскорбляли. И вдруг он обнаружил, что вокруг такие же, как он сам, совсем как дома, в такой же одежде, говорят на том же языке, у них те же лавки, и те же заботы, и такие же дочки на выданье. Он вдруг почувствовал, что нашел своих. Сунул в рот кусочек сахару и принялся шумно хлебать чай. Совсем как дома.
— В раввины вам нечего и соваться, — говорил отец. — Вам, — он смерил его оценивающим взглядом и продолжал, точно знал его долгие годы, — лучше в торговлю. Собственная лавка, женитесь, дети пойдут. И никаких хлопот. — Он примолк, задумавшись о собственном житье. Вряд ли оно подтверждало правильность совета. Однако он тут же нашелся: — Особенно если жена будет помогать, — добавил он. — Бедная Шейла, когда девочки были совсем маленькие, ее не стало. Новую жену надо было взять, пожалуй, — сказал он, — но это уже не то. В общем, забудьте вы о рабонишкайт, — почти прокричал он. — И найдите себе дело. Собственное дело. Сара, — окликнул он, — еще стакан чаю для господина.
Они разговорились. О городке Авраама, его родителях, их трудной жизни. Знакомая история. Все они на один лад, штетлы в восточной Европе, да и в западной: корни те же. Лавочник бегло говорил на идише, время от времени вставлял на английском словечко-другое, о значении которого Авраам Цвек догадывался по общему смыслу фразы. В первые годы в Англии он так и выучил язык — подхватывая отдельные слова, которые собеседники не знали на идише. Такие слова, как гардероб, электрообогреватель, консерватор. Сотни разрозненных слов, совокупность которых дала Аврааму Цвеку богатый словарь, но бедный язык. Изъяснялся он совсем как его друзья, только наоборот. Он перемежал свой спотыкающийся английский идишскими словечками в скобках. Живущие по соседству понимали его так же, как он их, и учили идиш по его речи. Такой вот языковой обмен.
