. Он сошел по трапу на нижнюю палубу. Там в углу он оставил свертки с вещами, а сам поднялся подышать воздухом. Теперь нужно было их забрать. Он поднял свертки, бечевка соскользнула, и из-под оберточной бумаги выглянул второй слой — русские газеты. Он попытался стянуть края бумаги, но бечевка совсем свалилась, и он обнаружил себя посреди рассыпавшихся скатанных носков, шерстяного исподнего, молитвенников, тут же лежали его талес и одинокая белая гамаша. Он встряхнул бумагу, высвобождая то, что осталось внутри. Выпала вторая гамаша, и только. Он вздрогнул от унижения. Он просто-напросто бедный еврей, который даже не может толком упаковать сверток, в чем народ его изрядно преуспел. Он поднял молитвенник, поцеловал, выпрямился и огляделся. Да, это вся его собственность. Вся его суть: тело и средства к существованию. Рассыпавшись, сверток обнажил его; он вдруг осознал, что на него смотрят, и устыдился — не бедности, но наготы. Придерживая на промежности полы черного альпакового пальто, он наклонился подобрать остатки своей личности. Помедлил, дожидаясь, пока разойдутся зеваки. Потом сел на палубу и надежно перевязал сверток, а закончив, спустился за пассажирами по сходням.
Он проследовал за ними в Лондон — через таможню, на поезде, время от времени приподнимая бровь и не проронив ни единого слова. Сам не помнил, как добрался до адреса в восточной части Лондона. Помнил лишь, что на него все глазели на улицах и в диковинных трамваях, и он то и дело проверял, цела ли бечевка. Мало-помалу на него перестали смотреть. Навстречу попадались мужчины в белых гамашах, длинных пальто и со свертками под мышкой, точь-в-точь как он сам. Один даже поздоровался с ним на его родном языке. Возле продовольственных лавочек, совсем как дома, стояли бочки с маслинами и селедкой. И у него отлегло от сердца — впервые с тех пор, как он уехал.
Приободрившись, он зашел в одну из лавок и показал свой клочок бумаги стоявшему за прилавком человеку. Тот смерил его взглядом и обратился к нему на идише. Откуда он приехал? Кто он? А его отец? Чем занимается? Да, он знает, последнее время дела идут хуже. С каждым месяцем из хейма[10] приезжает всё больше и больше народу. Да и здесь немногим лучше. Антисемитизм? Полно. А чего вы хотели? Везде, где есть евреи, есть и антисемитизм. Хватает ли мне на жизнь? Четверо дочерей у меня. Приходится зарабатывать. А вы чем думаете заняться, молодой человек? Чем зарабатывать на жизнь? Рабби хотите стать? Можно подумать, нам не хватает
