Полицейские обернулись на звук, а Беркеэ и глашатай вздернули головы. На крыше соседнего здания, где располагался склад инвентаря, сидел человек в черной тальме. Он свесил ноги через водосточную трубу и скрестил руки на груди, ухмыляясь краем того, что когда-то было ртом.
– Не трогать пистолеты! – прошипел Дитр, увидев, что кто-то потянулся за оружием. – Не трогайте ничего!
– Раннее утро, омм, – ответил шеф-следователь. – Что привело вас до наступления темноты?
– Темнота еще не отступила, – Ребус провел в воздухе дугу уродливой длиннопалой рукой. – А между тем меня пригласили на горький отвар. Мало что может сравниться с горьким отваром поутру.
– Ясно, – холодно ответил шеф-следователь, продолжая листать папку. Дойдя, очевидно, до рисунков, Легр присвистнул. – Это ваша физия, омм? – Он раскрыл папку в сторону Ребуса.
Тот прищурился, издалека разглядывая рисунки своими острозоркими глазами.
– Да, кто-то с изящных искусств тренировался, но не могу вспомнить, кто. Они были бестолочи, схватить суть мог лишь Таттцес, но я не уверен, что он сейчас жив или в полной вменяемости. Но с чего вы вдруг полезли по столь давним временам? И где мой горький отвар?
Глашатай отвернулась от окна и зашипела на Эстру, чтобы та скорей выносила стакан с отваром, пока Ребус не разозлился. Шеф-следователь ответил террористу, что ему с коллегами лишь было интересно.
– Любознательность – полицейская добродетель, – насмешливо кивнул Ребус с крыши.
Во дворик, стараясь держаться ровно, вышла Эстра Вица, неся блюдце с дымящимся отваром. Блюдце предательски ходило ходуном, о чем стакан не замедлил сообщить вибрирующим позвякиванием. Ребус легко поднялся и подбежал к угловому краю крыши, где водосточная труба спускалась во внутренний дворик полиции. Порхая, словно он был почти невесомым, и с потрясающим проворством Ребус, едва хватаясь за трубу и ее крепления, в два счета спрыгнул во дворик и направился к глашатаю. Та вперилась в утрамбованную землю, не решаясь поднять глаза на обгоревшее лицо. Ребус встал близко к ней и наклонился с высоты своего роста.
– Эр коммо, – поблагодарил он, забирая стакан. Отпив глоток, он изобразил жуткое подобие довольства на своем искаженном лице. – Ни сахара, ни молока, да и к тому же ирмитская девица. Вы делаете утро куда менее неприятным для меня, Беркеэ.
– Рад стараться, омм, – холодно ответил шеф-следователь. – К вашему приходу был тотчас готов отвар.
– Вообще-то я его для себя варила, – буркнула глашатай кончикам своих туфель, выглядывающих из-под подола юбки.
