Можно предположить, что если бы охранительная конструкция, подобная уваровской, появилась раньше, при Александре I, то непрочное положение царя-реформатора оказалось бы подкреплено тезисом об оправданности миссии и действий власти, куда бы она ни вела страну, и путь «прогресса», на который все время неудачно направлял Россию Александр, таким образом получил бы дополнительное обоснование с помощью традиционных понятий. Драма конституционных неудач, возможно, не разыгралась бы, пойди Александр по пути Павла или Николая I и обратись он за помощью к охранительным идеям, вступая на путь практической либерализации государственных и общественных институтов.
Власть и бюрократия
Система регламентации общественной жизни, на которую ориентировалась павловская политика, сопровождалась тонко продуманной внешней атрибутикой. Атрибуты менялись, но преемники Павла I не отступили от самой идеи регламентации, «огосударствления» частной жизни, культуры и быта. «Табельные дни», культ вахтпарада, на который был ориентирован распорядок дня столичного жителя, дифференцирующая общество по степени государственной полезности лиц и должностей система чинов, орденов и отличий, повсеместное «обмундирование» чиновников, начатое Павлом (а при Николае стали обязательными мундиры и для придворных дам), делопроизводство, достигшее изощреннейших форм, — все эти элементы общественной жизни, внедряемые сильной рукой, складывались в государственно-центристскую по содержанию и военно-бюрократическую по форме систему общественных ценностей и опор порядка. Эта система после Павла I усложнялась по линии дальнейшей бюрократизации и одновременно идеологизации не только служебных отношений, но и внеслужебного мира человека. Между личностью, автономия которой было забрезжила вместе с Жалованными грамотами Екатерины II дворянству и городам, и государством была поставлена всемогущая бюрократия.
Вместе с внедрением культа службы (Николай I: «Я смотрю на всю человеческую жизнь как на службу, так как каждый служит») по-павловски жестко регламентируется и сужается круг служебной компетенции чиновника, повышается должностная ответственность, но зато, исключая крупнейших государственных деятелей, резко сокращается пространство творчества и вообще инициатива «снизу». Все это просто не вписывалось в укрепляющуюся модель военно-бюрократического государства, основанного на предельной централизации власти и всеобщем подчинении воле вышестоящих, в конечном счете — воле одного, венчающего административную пирамиду.
